Добрые друзья

— Почему?

— О, тому множество причин! Я… не знаю… их так много, что я и сообразить-то не могу.

— Разумеется, все расходы мы оплатим, — вскользь заметила мисс Трант. — Это обычное дело, вы ведь на нас работаете. Все так делают, верно, Элси?

— Постоянно! — тут же выпалила Элси и бросила на мисс Трант благодарный взгляд. — А вот теперь вы точно глупите. Вам, верно, ни капли не хочется увидеть меня на сцене в этом платье. Приезжайте, будете жить в моей комнате.

— Да, конечно, Элси, мисс Трант, я знаю… но… ах, не просите! Па никогда меня не отпустит, ни за что на свете.

— Где он? Дома? Внизу? Хорошо, своего па оставьте мне, — строго проговорила Элси. — Если вам мешает только па, с ним я разберусь.

И в ту же секунду она ушла, оставив мисс Тонг — как та сама призналась — в «полном ошеломлении». Элси разобралась с па за пять минут, и ни у кого не возникло сомнений — довольно было одного взгляда на ее лицо, — что Мидлэндский страж не скажет ни слова против.

— Неужто он совсем не возражал? — восхищенно закричала мисс Тонг.

— Ни капельки, — все так же сурово ответила Элси. — Ему наша затея по душе. И дальше будет по душе, вот увидите.

— Что ж, тогда я приеду! Да, приеду! Буду работать, работать, а как закончу — сама же и доставлю вам костюмы! Отсюда возят экскурсии в Сэндибэй, — на четыре дня вроде бы. Так выйдет дешевле. Только я не знаю, как мне довезти все платья до вокзала.

— Зато я знаю, — ответила Элси. — Па вам поможет.

— И я смогу бесплатно прийти на концерт? — воскликнула мисс Тонг. — А может, и за кулисы попасть?

— Разумеется! Мадам Тонг, костюмер «Добрых друзей»! — ответила Элси. — Мы ведь можем написать так в программках, мисс Трант?

— Можем и напишем, — ответила та, поднимаясь. — А теперь пойдемте, нужно еще закончить дела. У меня целая куча всяких дел. Поначалу я думала, что мне будет нечем заняться, а теперь я, кажется, тружусь от рассвета до заката.

— Но вам ведь это нравится, правда, мисс Трант? — спросила мисс Тонг. — Вот это жизнь, верно? У меня с вашими платьями всегда так. Надо иногда жить в свое удовольствие, я считаю.

Эти слова, в числе прочих, мисс Трант запомнила навсегда.

II

Вновь отправляться в путь было невероятно волнующе. Мисс Трант поехала на машине с Джимми Нанном и мистером Окройдом: они должны были приехать раньше остальных и успеть подготовить сцену, поскольку помещение в Дотворте под названием «Олимпик» оказалось кинотеатром. Труппа отправилась поездом. По дороге мисс Трант пыталась сохранять спокойствие, уверяла себя, что все это, разумеется, нелепейшая причуда, но, несмотря ни на что, очень волновалась. Ведь сегодня вечером она впервые увидит труппу — своютруппу — как смешно звучит! — на сцене, перед публикой. Перед самым прибытием на место она не выдержала.

— Знаете, я уже волнуюсь, — сказала она Джимми.

Это признание его обеспокоило.

— Я не то чтобы вас не понимаю — понимаю, конечно, — ответил он. — Даже театрал с пятидесятилетним стажем волнуется перед премьерой. Первое выступление — эхе-хе! Да-да, знаю. На моем веку было немало премьер. Надо сказать им спасибо за испорченный желудок.

— Вам не лучше?

— Лучше? Только хуже! Поверьте, я почти забыл, как жевать. Вид ложки с вилкой меня пугает. В Роусли я ел так мало, что даже квартирная хозяйка жаловалась — я, видите ли, не даю им есть по-человечески. Потом пришел ее муженек, и у нас состоялся неприятнейший разговор: мол, еда у них нормальная, как у всех, и ему надоело ужинать еле теплой кашей, да в придачу его жена обозвала меня проглотом. Но я вот что хотел сказать, мисс Трант. Не рассчитывайте сегодня на многое.

— На что именно?

— Вообще ни на что не рассчитывайте! — выпалил он. — Программа еще сырая, а Дотворт гроша ломаного не стоит. Я знаю этот городок, давал там концерты много лет назад. Дыра дырой. Мы просто тренируемся на собаках, не более.

Дотворт и впрямь походил на собаку. «На ободранную палевую дворнягу», — подумала про себя мисс Трант. В слабом солнечном свете городок казался желтоватым, и от всех улиц, которые они проезжали, веяло каким-то запустением.

Кинотеатр «Олимпик» оказался небольшим зданием, втиснутым между скобяной лавкой и магазинчиком тканей. На доске объявлений висела афиша с крупной жирной надписью: «Добрые друзья». Увидев ее, мисс Трант почувствовала приятное чувство заслуженного успеха.

— Вы только посмотрите! — простонал Джимми, тыча пальцем в афишу. — Посмотрите, прошу вас!

Несомненно, афиша выглядела не слишком внушительно — главным образом потому, что ее наклеили поверх старой рекламы какого-то фильма. От нее осталось несколько пар ног, на которых будто бы держалась афиша «Добрых друзей», а под ногами горела яркая надпись огненными буквами: «Драма из самых глубин человеческой души».

— Такие уж порядки в этих одноглазых дырах, — сказал Джимми. — Окройд, придется вам прикрыть это убожество.

Мисс Трант впервые слышала выражение «одноглазая дыра», но в течение следующего дня оно не раз приходило ей на ум, пока она бегала через весь Дотворт от вокзала к «Олимпику» и от «Олимпика» к гостинице. Дотворт, несомненно, заслуживал этого звания, и когда двери кинотеатра распахнули навстречу зрителям, мисс Трант утвердилась в мысли, что единственный глаз города обращен вовсе не на «Добрых друзей». Мисс Трант и раньше приходилось переживать за количество публики: она помогала устраивать благотворительные концерты и прочие подобные мероприятия в Хизертоне, однако так сильно волновалась впервые. Она невольно морщила нос, глядя в открытые двери на проходящих мимо людей. Если же они забредали внутрь, она не радовалась, а переживала, понравится ли им выступление. Перед тем как занавес подняли, она успела сосчитать зрителей. Всего получилось девяносто три человека: двенадцать сидели на местах за шиллинг и десять пенсов, тридцать семь на местах за шиллинг и два пенса (но сюда входило десять человек, прошедших бесплатно — они вывесили в своих заведениях афиши), а остальные сорок четыре — сзади, на самых дешевых местах по девять пенсов. Мисс Трант попыталась сосчитать, сколько же это будет, но не преуспела, остановилась на трех фунтах и еще разок напомнила себе, что следующие три выступления будут фактически генеральными репетициями.

— Я на этих бродяг смотреть не желаю, — услышала она чей-то женский голос. — Включайте кино. — Через минуту тот же голос произнес: — Вот именно. Я это всегда говорила, сотни и сотни раз. — Дама скорбно откашлялась. — Лучше б кино показали.

Мисс Трант охотно показала бы ей кулак. Кино им подавай! Все еще дрожа, она села в передних рядах, решив про себя, что сегодня должна сидеть поближе к сцене. Настал знаменательный миг. Увы, занавес не вспыхнул в свете прожекторов — потому что никаких прожекторов не было. Сцена подсвечивалась сверху, и теперь эти лампы включили, а те, что освещали зрительный зал, выключили. Грянул гонг, прогремел эффектный пассаж на фортепиано, и занавес, дрожа и вихляясь, пополз вверх. Примерно в двух футах от пола он внезапно остановился, явив публике несколько встревоженных ног. Послышался отчаянный шепот. Затем из-за кулис раздался удрученный голос: «Не, энта штука дальше не полезет».

Сзади захлопали и засмеялись.

— Ш-ш! — яростно шикнула на нерадивых зрителей мисс Трант.

Занавес вновь задрожал, дернулся на пару футов вверх, опять замер, а затем стремительно взлетел к потолку, открыв зрителям внушительное зрелище: спину Джимми Нанна. Сей славный джентльмен не растерялся, не убежал, а спокойно повернулся к публике, скорчил гримаску и сказал:

— А, вот вы где! Я уже обыскался. Сейчас позову остальных, они тоже хотели вас повидать.

Он сунул в рот два пальца и оглушительно свистнул, кивнул Иниго, уселся за барабаны, и вдвоем они выдали такое вступление, что мисс Трант почудилось, будто она перелетела на санках через пропасть. Такого волнения она не испытывала уже много лет.