Добрый

— Не вопрос, Добро. Присаживайся.

После третьей я почувствовал себя самым счастливым человеком. И имя мне было — Добро. Простой российский алкаш, с простым понятным прозвищем.

P. S.

— Хватит губить себя!

Голос, звучавший в моей голове, приносил мне страдания в сотню раз большие, чем похмелье. И если последнее можно было вылечить простой опохмелкой, то его голос эта самая опохмелка активировала ещё сильнее.

— Изыди, сатана, без тебя тошно, — прошептал я, просто чтобы не молчать.

— Тебе тошно от того яда, который ты в себя вливаешь.

— Вот сейчас встану и поправлю это.

— Ага, ещё большим ядом. Перестань, хватит!

— Ит, пошёл ты… сам знаешь куда.

Да, моим новым похмельным кошмаром был тот самый Ит, из того самого мира. Он объявился возле меня на следующее утро после моего возращения. Появился вместе с головной болью. И добавил к этой боли адских ноток своим занудством. Как нашёл — непонятно. Но убираться не собирался.

— Перестань себя губить, — продолжил занудство Ит, когда я, с трудом поднявшись, пытался дрожавшей рукой налить себе похмельный стакан.

— Моя жизнь! Как хочу, так и распоряжаюсь.

— А обо мне ты подумал? Что будет со мной, когда ты умрёшь?

— А вот тут ты не угадал. Мне Хлоя обещала вечную жизнь.

Получив утреннюю спасительную дозу и размочив под краном свою внутреннюю, как вы помните, самую засушливую пустыню, я влез в те самые тапочки и пошаркал к окну, чтобы оценить сегодняшнюю погоду.

Вечная жизнь — это, конечно, хорошо. Но вот профинансировать эту вечную жизнь никто не удосужился. Нужно было ползти и добывать средства на какую-никакую выпивку и столь же какую-никакую закуску. Хорошо хоть только для себя. На всех домашних животных с недавних пор был наложен строжайший запрет.

Заоконье встретило меня занудным моросящим дождём. Тем самым дождём, который мог зарядить и на неделю. Желания вылезать под него, пусть и из запущенной и неопрятной, но сухой квартиры не было совсем. Я ещё раз с тоской осмотрел двор с высоты своего окна, и…

Глаза. Три пары глаз пристально смотрели на меня с улицы. Я не видел, кому они принадлежали. Дождевая пелена, высота далеко не первого этажа и, в конце концов, миллион лет не мытые оконные стёкла. Конечно, я не видел. Я просто почувствовал.

И, чёрт возьми, я знал, кто на меня сейчас смотрит…