Добыча золотого орла

«Да уж, – подумал Катон, – если варвары и дальше будут с той же настойчивостью перенимать римские приемы ведения войны, руки Рима окажутся здесь связанными не на один год».

Септим покосился на центуриона и проворчал:

– Ишь чему выучились. Впору формировать из них вспомогательную когорту.

– Иметь союзников всяко лучше, чем врагов, – пробормотал в ответ Катон.

Он бросил взгляд дальше, за стену щитов, и увидел Каратака, руководившего штурмом с дороги, вне досягаемости камней, выпущенных из пращи, или метательных копий. Вражеский вождь стоял на колеснице, в то время как оруженосец менял грубую повязку на его плече. Когда первая шеренга вражеской колонны находилась уже не более чем в пятидесяти шагах от укреплений, Каратак поднес ладонь ко рту и выкрикнул команду остановиться. Воины выполнили приказ, подтянулись и развернулись во всю ширину дороги, до самых краев болота, щитоносцы выдвинулись вперед, заняв позицию, и все замерло.

Каратак повернулся к группе воинов, теснившихся возле колесницы, и махнул рукой, указывая вперед по дороге. Катон видел, что ни мечей, ни щитов у них не было, лишь тяжелые заплечные мешки, переброшенные на грудь, да в руках что-то гибкое, как будто они держали за хвосты змей.

– Пращники… – Он резко втянул воздух и крикнул своим солдатам: – Приготовьтесь к обстрелу из пращей! Поднять щиты!

По всей длине частокола бойцы пригибались за щитами, готовясь к тому, что на них обрушится град метательных снарядов, более смертоносных, чем стрелы, и которые в отличие от римских метательных копий всегда имелись практически в неограниченном количестве. Катон, готовый нырнуть вниз, как только враг начнет обстрел, всматривался поверх края щита. Пращники выбежали перед прикрытым щитами строем пехоты, развернулись, распределившись так, чтобы, не мешая друг другу, раскручивать длинные кожаные ремни с мешочками для зарядов, и завертели ими над головами. С их стороны донеслось зловещее гудение, предвещавшее смертоносный залп.

– Сейчас! – крикнул Септим. – Пригнись!

Гудение достигло высшей точки, потом сменилось резким, наполнившим воздух свистом, а следом по частоколу замолотили камни. Один со звоном угодил прямо в металлическую выпуклость в центре щита Катона, с силой отдавшись в его руке. «Удачный выстрел», – с улыбкой подумал центурион, и для него это так и было, раз заряд угодил в щит. Но в следующее мгновение повезло пращнику: заряд, влетевший в просвет между кольями наскоро установленного частокола, угодил в легионера, стоявшего рядом с Катоном, перебив ему кость. Боец вскрикнул, упал, схватился за лодыжку и завыл от нестерпимой боли.

Катон обернулся к своему оптиону:

– Септим! Убери его с вала.

Прикрываясь щитом, оптион подобрался к бойцу, схватил за предплечье и потащил вниз, к основанию вала, куда стаскивали всех раненых. Заниматься их ранами, пока когорта подвергалась атаке, было некому, и люди лежали под послеполуденным солнцем, предоставленные сами себе. Некоторые кричали, но большинство крепились, вынося боль молча. Те, кому это было под силу, перевязывали собственные раны, а потом помогали еще больше пострадавшим товарищам. Септим положил своего раненого с краю и помчался обратно на позицию у частокола.

Обстрел продолжался беспрерывно, и все больше снарядов находило на стене цель, медленно, но неуклонно собирая урожай убитых и раненых, хотя молотили по обрамлявшим вершину вала широким щитам.

«Но время на стороне римлян», – пытался успокоить себя Катон, укрывшись за щитом и стискивая зубы всякий раз, когда в этот щит попадал очередной камень. Чем дольше Каратак будет вести обстрел, тем ближе подойдет Веспасиан, чтобы захлопнуть ловушку. А раз так, то Третьей когорте не стоит подвергаться большей опасности, чем это необходимо.

– Не высовываться! – крикнул Катон своим бойцам, а сам, покинув позицию, пробрался вдоль частокола туда, где укрывался своим щитом Туллий.

– Командир, – окликнул его Катон. Туллий оглянулся. – Командир, почему бы нам не отвести бойцов с линии обстрела на задний склон?

Туллий покачал головой.

– Они могут этим воспользоваться. И вообще пусть враг не думает, будто мы уклоняемся от битвы.

– Так ведь это не битва, командир, – Катон указал рукой вниз, где у подножия вала прибавлялось раненых. – Мы лишь понапрасну теряем хороших солдат.

– Об этом судить мне, центурион, – рявкнул на него Туллий. – Марш на позицию.

Катон хотел было возразить, но глаза Туллия сверкали так, что стало ясно: слушать он не станет. Старый командир явно насытился по горло советами Катона, и давить на него сейчас было опасно. «Есть, командир», – ответил Катон и отправился обратно к своим бойцам, в безропотном молчании стоявшим под смертоносным градом, который, не ослабевая, продолжал молотить по частоколу и защищавшим его легионерам. Многие ли из них уцелеют к тому времени, когда над болотами сгустятся сумерки? К тому времени, когда, надо полагать, подоспеет легат.

– Движение на дороге! – крикнул Септим, и Катон рискнул выглянуть из-за краешка щита. Позади пращников мимо колесницы Каратака двигалась плотная колонна, многие воины несли охапки хвороста или грубо сколоченные лестницы.

– Шестая центурия, мечи наголо! – скомандовал Катон солдатам, снова нырнув за щит.

По валу прокатился лязг – бойцы Катона выхватили оружие из ножен, то же сделали и легионеры из других центурий. Римляне напряглись, ожидая приказа отразить новую волну атакующих. Катон снова посмотрел в сторону врага. Стена щитов перед валом раздалась, пращники позади нее разошлись по обе стороны дороги, пропуская штурмовой отряд, перешедший на бег, чтобы быстрее одолеть расстояние до римских укреплений. Поверх их голов снова полетели камни: пращники возобновили обстрел Третьей когорты. Не издавая вопреки обыкновению боевых кличей, варвары прямо по телам погибших в предыдущей атаке товарищей стали преодолевать рвы. Впереди их поджидали римляне, позади продолжали обстрел пращники, и бритты просто хотели завершить этот штурм как можно скорее.

Связки хвороста полетели в ров перед невысоким валом, и воины, перебравшись через него, устремились вверх по крутому склону.

– Встать! – скомандовал Туллий, и командиры повторили его приказ по всей длине вала. Легионеры поднялись и устремились к частоколу с мечами в руках, готовые отразить штурм. Последние снаряды, выпущенные из пращей, просвистели в воздухе, упал еще один римский воин, но на этом обстрел прекратился, ибо пращники уже боялись поразить своих.

Промежутка между последними пролетевшими над головами снарядами и тем, как над валом зазвенело оружие, почти не было. Туземные воины хлынули по приставленным к частоколу топорной работы лестницам в попытке преодолеть вал и подавить защитников числом. Катон и Макрон, оборонявшие фланговые редуты, воодушевляли своих бойцов на отпор, и те рьяно забрасывали атакующих всем, что только подворачивалось под руку.

Перехватив покрепче меч и щит, Катон протиснулся вперед как раз тогда, когда на частокол слева от него легла верхушка грубо сколоченной лестницы. Спустя мгновение взобравшийся по ней плечистый воин ухватился рукой за край частокола и попытался перебросить через него тело. Катон сделал выпад, нанеся ему колющий удар в висок. Треск височной кости отдался в его руке, воин полетел вниз, а центурион обернулся к ближайшему легионеру:

– Помоги! Помоги мне!

Надавливая гардой меча на верхушку лестницы, Катон пытался отжать ее от частокола и опрокинуть на головы атакующих, но оказалось, что другой британский воин уже взлетел по ней наверх, и испуганный взгляд Катона встретился вдруг с глазами варвара, в которых пылало безумное торжество.

– Хрен ты сюда залезешь, малый!

Легионер обрушил на голову врага меч с такой яростью и силой, что раскроил ему череп, обрызгав своего центуриона кровью и мозгами. Как только варвар свалился, Катон оттолкнул лестницу от частокола и кивнул легионеру в знак благодарности.

Оглядевшись, центурион увидел, что пока еще ни один из варваров не смог забраться на вал, однако прямо на его глазах неподалеку, по правую руку от него, целый участок частокола оказался выворочен из вала и рухнул вниз, обдав атакующих посыпавшейся следом разрыхленной землей. Она ушла из-под ног оборонявшего эту часть укрепления легионера, и он с криком упал прямо в гущу вражеских воинов – и был зарублен на месте.