Добыча

Дэйр услыхал гром задолго до начала дождя. Раскат вырвал из крепкого сна, и Кэллахан, лежа в теплом спальном мешке, слушал, как приближалась гроза. Какого черта он тут делает? В грозу не порыбачишь. А если дождь зарядит на день или два? Так он того гляди застрянет на несколько дней в лагере, где совершенно нечем заняться, кроме как бить баклуши и клясть себя за идиотизм.

Нечего было поддаваться Харлану. Лежал бы сейчас дома, в своей собственной гребаной кровати, где шум дождя его бы успокаивал, а не настораживал. Но нет, взял и попёрся на гору… да предложи ему кто сделать это снова… черт, он бы все равно попёрся.

А дома сейчас видел бы третий сон. Обычно, в нормальных обстоятельствах, Дэйр даже любил грозы. В комнате было абсолютно темно, за исключением тех мгновений, когда по краям зашторенных окон мелькали вспышки молний, и, когда зашумел дождь, Дэйр стал ждать, пока тот его убаюкает. Однако заснуть не давали неотвязные мысли об Энджи. Достаточно ли крепки палатки на ее стоянке, чтобы выдержать такую грозу? Скорее всего, да, потому что грозы в этих краях не редкость, а той стоянкой частенько пользовались, но все-таки… гроза и палатка — не ахти как сочетаются.

Вдруг резкий звук эхом отозвался в горах, и Дэйр вскочил. Это был не удар грома, а выстрел. Выстрел из пистолета. Кэллахан слишком часто слышал, как стреляет малокалиберное оружие, чтобы сейчас ошибиться на этот счет.

За первым выстрелом последовал второй, потом еще, и даже при закрытых окнах и бушующей грозе Дэйр понял, что стреляли в лагере Энджи. Черт возьми, что там происходит? Выстрел из ружья не показался бы таким неуместным, но пистолет… на охотничьей стоянке… единственная причина использовать пистолет, которая пришла на ум, — случилось что-то неожиданное, и до ружья было не добраться.

И что же такое неожиданное стряслось в лагере Энджи?

В голове зашевелились страшные предположения.

Дальше не раздумывая, Дэйр включил лампу на батарейках — единственную, но достаточно яркую, чтобы осветить весь верхний этаж — и принялся натягивать одежду. Одевшись, схватил дождевик, шляпу, спутниковый телефон и ружье. Потом включил мощный фонарик и погасил свет на этаже. Не прошло и двух минут после выстрелов, как Дэйр уже спускался по лестнице в конюшню.

Конь тихо пофыркивал, пока Кэллахан быстро и ловко оседлал его, спрятал ружье в чехол и бросил в седельную сумку спутниковый мобильник. У Дэйра мелькнула мысль кому-нибудь позвонить — Харлану или шерифу, — но что конкретного он может сейчас сообщить? «Я слышал выстрелы, и, кажется, со стоянки Энджи». Охренительную пользу принесет такой звонок. Будет потрачено драгоценное время, но все равно никто из долины не потащится в такую темень на гору. Нет, раз уж он здесь, это — его забота.

Дэйр открыл широкие двойные двери и вывел жеребца. Тот нервно топтался в ожидании, пока хозяин затворял створки и запирал замок, но немного притих, как только Кэллахан забрался в седло. Дэйр пониже натянул шляпу, осветил фонариком теряющуюся среди деревьев тропинку и направился к стоянке Энджи.

Дождь лил не переставая, порывы ветра обрушивали на всадника сплошные водяные стены. Путь был так коварен, что двигаться получалось лишь шагом. Вспышки молний помогали разглядеть дорогу, но они же нервировали молодого жеребца. Дэйр крепко удерживал коня коленями и поводьями и сохранил контроль, когда где-то в полумиле ударила молния и земля содрогнулась.

— Тихо, парень, тихо, не шали, — нараспев приговаривал Дэйр, своим тоном и прикосновениями внушая лошади, что все в порядке и бояться нечего.

Они продвигались медленно, чертовски медленно. Дождь сократил видимость почти до нуля, и Дэйр чувствовал, как с каждым шагом растет нервозность жеребца. Даже с подсказкой фонарика неровный склон таил в себе опасность. Коня приходилось чуть не силой удерживать на тропинке, и Дэйру оставалось лишь чертыхаться про себя: пешком бы он и то быстрее добрался.

Черт побери, надо было прискакать в лагерь Энджи еще засветло, показать себя, стрельнуть глазами в ее клиентов разок-другой, пусть даже такое вмешательство разозлило бы ее до белого каления. И тогда эти мужики знали бы, что они со своей проводницей не одни на горе, и тогда, может, и не прозвучали бы эти пистолетные выстрелы посреди треклятой ночи.

Наступившая вслед за выстрелами тишина беспокоила Дэйра. Кто же там стрелял? Энджи или кто-то другой? Неизвестно, есть ли у нее пистолет, но ружье-то уж точно есть. И если он действительно слышал выстрелы из пистолета, то почему не было ответа из ружья? Отсутствие ответного огня особенно тревожило.

Будь это единственный выстрел, его можно было бы свалить на идиота, о котором рассказывал Латтимор, — по описанию тот вполне мог притащить на охоту пистолет, а потом еще и выпалить по ошибке. Но серия выстрелов за такой короткий промежуток… это точно не ошибка и не промах. Дэйр пытался придумать объяснение, при котором Энджи не пострадала бы, но ничего утешительного в голову не приходило.

Всего несколько минут назад он был уверен, что находится совсем близко от нее, а оказался слишком далеко, чтобы прийти на помощь.

Если с Энджи что-нибудь случится, Харлан его прикончит.

Если с Энджи что-нибудь случится… Дэйр и пальцем не шевельнет, чтобы остановить старика.

Глава 11

Сердце колотилось так тяжело, что Чед Крагмэн едва сдерживал тошноту и никак не мог вдохнуть. Он никогда не попадал под такой ливень. Капли били по лицу так, словно мелкие камешки. У него был фонарик, но из-за стены дождя он не видел, куда шел. Даже непрерывно мелькавшая молния не могла помочь. В конце концов, чтобы не посадить батарейки, Чед отключил фонарик и засунул за пазуху.

Руки все равно были заняты. Ехать на неоседланной лошади, ведя за собой еще трех, и все время внимательно осматриваться вокруг в поисках проклятого медведя и женщины с ружьем нелегко, пожалуй, даже самое сложное, что ему приходилось делать в жизни. Крагмэн сам выбрал лошадь, на которой приехал в лагерь, полагая, что со знакомым животным справиться будет проще, но все оказалось иначе. Убравшись от медведя подальше, лошади наконец успокоились. Сначала он думал, что их напугала гроза, но поскольку она продолжалась, Чед пришел к выводу, что животных, должно быть, взволновал именно хищник.

Чед не винил лошадей. Чертов медведь и на него нагнал страху.

Он был готов убить, сделать все, что угодно, чтобы выжить — это даже не обсуждалось. Но и представить не мог подобное зрелище. Тот чудовищный медведь просто разодрал труп Дэвиса. И, Господи, какой же он огромный! Чед ни минуты не сожалел о смерти Митчелла Дэвиса, но быть вот так растерзанным, быть съеденным… это было отвратительно. И приводило в ужас. Он не пожелал бы такого даже злейшему врагу. И, да, Митчелл Девис был его злейшим врагом.