Дочь кузнеца, или Секреты Средневековой стоматологии

Председатель, выслушав это, разгневался ещё сильнее.

– Как смеете вы давать оценку действиям святого суда? Говорите, иноземный граф? Да будь вы хоть сам император, у вас нет права вмешиваться в дела, подотчётные лишь Папскому Престолу!

– У меня есть такое право!
– в голосе графа послышались угрожающие нотки.
– Со мной соответствующая бумага из самой Римской курии! Ваш суд начался позже, чем я получил её. Я донёс до высших иерархов обстоятельства дела, которые вам покуда не знакомы. Мне дали разрешение выступить в качестве свидетеля!

Рыцарь протянул лист пергамента председателю. Тот внимательно прочёл текст и передал грамоту в руки других монахов.

– Сомнений нет, - кивнул один из судей.
– Здесь печать самого Святого Престола.

Тон архиепископа тут же сменился с гневного на милостивый:

– Что же может сообщить нам благородный граф касательно обстоятельств дела? Мы готовы выслушать ваше свидетельство.

– Благодарю за милость, - поклонился рыцарь. У меня имеются два пункта в оправдание подсудимой. Первое касается обвинения в неправильном лечении народа Шотландского. Однако я совсем недавно явился из пределов этого государства. И у меня на руках доказательства! Обученные Лирой Лидс и её женихом, мэтром Портером лекари стали прививать оспу по всей стране. И поветрие окончательно ушло из тех краёв! Мало того, подобную практику одобрил не только король Александр. Получено благословение самого епископа. Вот бумага с его подписью и печатями. Так что о чёрном колдовстве в этом деле не может быть речи после решения главы церкви шотландской!

Граф протянул суду другой документ. Его внимательно прочли все члены заседания. Архиепископ молча кивнул.

– Каков же второй пункт вашей защиты, господин Нассау?

– Это уже касается свидетеля процесса, - ответствовал рыцарь.
– Мне стало известно, что данный процесс возник после обвинений подсудимой отцом Стефаном, священником прихода из владений графа де Богуна. Именно на его показаниях выстроена мнимая вина подсудимой. Но у меня есть доказательства того, что сам обвинитель - человек, верить которому грешно. Он запятнал высокий сан священника низкими, порочными делами! Нарушив святой обет безбрачия, сей недостойный слуга божий уличён в гнусном прелюбодеянии!

– Что?!! Это ложь! Наглая, мерзкая ложь!
– раздался громкий крик со свидетельской скамейки, на которой восседал отец Стефан. Он вскочил и стал гневно потрясать кулаком в сторону графа.
– Кто вы такой, чтобы порочить моё доброе имя?!! Я буду просить у кардинала суда над вами за гнусную клевету, кем бы вы ни были! Я...

Крики священника прервал председатель, стукнув по столу своим деревянным молотом.

– Отец Стефан!
– сказал он сурово.
– Я покуда не давал вам слова! Мы выслушали вас внимательно, и теперь справедливость требует опросить других свидетелей процесса. Если вы невинны, суд разберёт это. Так каковы же ваши показания, граф? Обвинить священнослужителя - это дело серьёзное. Вы должны представить суду доказательства к словам.

– Они есть у меня!
– воскликнул рыцарь.
– Готовясь к процессу, я самолично посетил родной приход этого настоятеля. И услышал много нелицеприятного о нём о тамошних жителей. А особенно от жительниц. Одну такую свидетельницу я привёл ныне на процесс. С позволения святых отцов, я сей же миг представлю её пред ваши очи.

– Мы готовы выслушать эту свидетельницу, - кивнул архиепископ.
– Велите впустить её в помещение суда.

Граф вышел и вскоре вернулся в сопровождении молодой женщины. На вид ей было не более двадцати двух - двадцати трёх лет. Я вспомнила, что замечала её раньше в нашей деревне. Это была обычная крестьянская девушка, внешне здоровая и коренастая, с густым румянцем, одетая в простое платье с передником и чепец. Она не была красавицей, но в миловидности ей отказать было нельзя. Её лицо выражало испуг, похоже, она с трудом сдерживала слёзы.

– Не бойся, дочь моя, подойди к нам, - молвил архиепископ.
– Кто ты и о чём нам хочешь поведать? Девица присела в низком реверансе.

– Я Молли Баггс, дочь бондаря Билла Баггса, - робко заговорила она.
– Мы подданные графа де Богуна, а настоятелем нашего прихода издавна был отец Стефан. Мне стыдно говорить о таком, но я надеюсь, что ваши преподобия сочтут мои слова за исповедь...

Девушка покраснела, опустила глаза и продолжала говорить негромко.

– Вот уже пошёл тому третий год. Как-то я пришла, по долгу христианки, на исповедь к нашему настоятелю. Он стал задавать мне нескромные вопросы. Спрашивал, девственница ли я, не грешила ли плотски. Я была невинна пред Богом и ответила, что нет. Тогда отец Стефан пригласил меня в свою келью. Мне стыдно и поведать такое. Там он начал приставать ко мне с непристойными словами, пытаясь хватать за разные места. Я оттолкнула его и убежала. Но с того самого дня он не стал давать мне прохода. Каждый раз, встречая меня, настоятель уговаривал согласиться на близость с ним. Я долго упорствовала, пока он не пригрозил отлучить меня и моего отца от лона святой церкви, как еретиков. Испугавшись этого, я поддалась на соблазн.

Девушка запнулась, сильно покраснев, но продолжила.

– Одним словом...Отец Стефан совратил меня, и дело кончилось тем, что я понесла от него, к своему великому стыду и позору нашей семьи.

Крестьянка всхлипнула и залилась слезами.

Всё это время отец Стефан изо всех сил сдерживался, чтобы не получить очередное замечание председателя, а потому вынужденно молчал. Но при последних словах свидетельницы он, не выдержав, вскочил со скамьи и стал истерически кричать:

– Это ложь! Гнусная клевета! Это распутная, гулящая девка! Она пропустила через себя всю деревню! Её подкупили, чтобы опорочить меня! Я ни при чём! Видит Бог, я и пальцем её не касался!

Глава суда вновь ударил молотком по столу.

– Отец Стефан, мы в последний раз делаем вам предупреждение. Если вы ещё хоть единожды прервёте ход процесса, я удалю вас с заседания, и это будет не в вашу пользу.

– Но нельзя же слепо верить словам безродной девицы!
– возмущённо воскликнул один из судей.
– У неё нет доказательств!

– Они есть!
– вмешался в процесс граф Нассау.
– Вернее, это одно доказательство. Но оно живое. Позвольте мне представить его суду!

Архиепископ молча выразил знак согласия кивком.

Граф вышел за дверь и вскоре вернулся с большой плетёной корзиной. Он передал её крестьянке, и та вынула оттуда годовалого на вид младенца в простых холстяных пелёнках. Малыш заворочался у неё на руках и громко заревел.

– Святые отцы, вот это и есть ребёнок, которого я прижила от нашего настоятеля, согрешив с ним, - опустив глаза, произнесла крестьянка.

– Но как мы можем знать, что это именно младенец отца Стефана?
– вопросил тот же самый монах, который требовал доказательств.

– Господь сам положил печать свидетельства греха на этот плод!
– ответил немедленно граф.
– Молли, милочка, распеленай дитя и покажи святым отцам его грудь.

Девушка сняла рубашонку с визжащего ребёнка и поднесла к столу, где восседали судьи.

– Вот, святые отцы, - показала она.
– На груди моего чада вы видите родимое пятно причудливой формы. Точь-в-точь такое же я замечала на груди моего соблазнителя, когда, прости Господь, согрешала с ним.

Услышав эти слова, судьи, не сговариваясь, посмотрели в сторону свидетельской скамейки. Отца Стефана было не узнать. Его грозный вид сменился непритворным ужасом, и настоятель, выдавая своё волнение, задрожал всем телом. Всё стало ясно без слов.

– Отец Стефан!
– сурово обратился к нему архиепископ.
– Вы сами расстегнёте верх сутаны, или это сделать нам?

Дрожащий от ужаса священник не мог проронить ни слова. Лицо его побледнело, и он чуть пошатнулся, словно теряя сознание.

По знаку председателя суда молодой служка подошёл к старому грешнику. Он расстегнул верх его одеяния, и пред взором всех предстало родимое пятно такой же формы, как у ребёнка Молли. На несколько минут в комнате воцарилось тягостное молчание.