Дочь лесника

– Вы говорили о двух проблемах, - пусть Шель выложит все карты на стол.

– Да. Дело в том, что с Киннесом я уже общался и предложение о переносе ему своего сознания озвучил. Вам могу предложить те же условия.

– Мне они не подходят. Я могу дать вам не более трети своего времени.

– И вы упрекаете меня в жесткости?
– Шелю почти удалось изобразить искреннее удивление.

– Да ладно! Вы же сами высказали мне предпочтение, - я старался, чтобы мой голос звучал максимально безразлично.
– А раз предпочитаете, то и платить придется больше.

– Если вы сумеете убедить Киннеса, я приму ваше условие.

Примет он, мать его... Примет, конечно, никуда не денется. А самую грязную работу делать буду я.

Это ж надо было додуматься - поставить нас с Киннесом напротив друг друга и смотреть, как один уговорит другого умереть! Сука, ненавижу!

– Поймите, Миллер, - тихо сказал Шель.
– Я чувствую и понимаю ваше негодование, но в имеющихся условиях вынужден поступить именно так. Максимальная этичность, которую в данном случае я могу проявить - не сказать Киннесу, что предпочитаю вас, и не наблюдать за ходом ваших переговоров.

Ну да, в имеющихся условиях такое поведение можно и этичным назвать. Но только что назвать, да и то с большой такой натяжкой... Хотя в определенной честности Шелю не откажешь - хотя бы объяснил, в чем дело и почему. Единственная проблема в том, что проверить его объяснения никакой возможности у меня нет. Ну не имею я достаточной и достоверной информации о его энергоресурсе! Впрочем, ни хрена эта проблема не единственная, есть и еще одна. Точнее, не столько проблема, сколько некоторое непонимание мной одного момента... Когда Шель говорил об этом первый раз, я не удосужился уточнить, и, пожалуй, пришло время это исправить.

– Скажите, Шель, - я старался говорить таким тоном, будто кстати вспомнил не самый существенный вопрос.
– А почему вы не стремитесь полностью заменить чье-либо сознание на ваше? У Киннеса вы просили половину его жизни, со мной договорились не более чем на треть... Не проще ли было бы подобрать для вас, скажем, приговоренного к смерти преступника, чтобы вы заменили его сознание целиком?

– Не проще. Подсознание в таком случае осталось бы чужим, причем недружественным. Вы же лучше меня должны понимать, к чему это могло бы привести.

Да понимал уж, чего тут не понять... Шизофрения у искусственного интеллекта - это было бы слишком. Ну ее на хрен!

Поймал себя на мысли, что на самом деле пытаюсь оттянуть встречу с Киннесом. Хм, встречу... Хорошо, что видеть друг друга не будем - было бы не очень приятно вести беседу на такую тему, глядя Киннесу в глаза. Ладно, хватит тянуть.

– Да, Шель, я понимаю. Когда и как мы встретимся с ротмистром Киннесом?

– Вы готовы?

– Готов.

– Хорошо. Вы почувствуете присутствие ротмистра. Когда закончите, просто позовите меня.

...Как ко мне пришло ощущение того, что я тут не один? Не знаю, просто пришло - и все. Да, ничего и никого я по-прежнему не видел, но присутствие ротмистра ощутил. Именно ротмистра Киннеса, а не просто другого человека.

– Приветствую вас, ротмистр, - на мой взгляд, пожелание здравствовать смотрелось бы в этой ситуации неуместно.

– Здравствуйте, господин инспектор, - ротмистр такими языковыми нюансами голову себе не забивал.

– Уже не инспектор. Вышел в отставку, - уведомил я Киннеса.

– Война закончилась?
– естественно, боевого офицера это интересовало в первую очередь.

– Да. Мераскова степь теперь принадлежит Империи, - порадовал я его. Ну, надеюсь, что порадовал.

– Как ваша супруга?

– Спасибо, хорошо. Лоари ждет ребенка.

– О, поздравляю!
– я так и представил сдержанно-скромную улыбку ротмистра.

– Спасибо, ротмистр. Но давайте не будем вокруг да около ходить. Вы знаете, для чего устроена наша встреча?

– Да, мне Шель сказал, - на удивление спокойно ответил Киннес.

– И что вы об этом скажете? Спорить будем, доказательства друг другу приводить или монетку бросим? Хотя я ума не приложу, где мы тут возьмем монетку и как сможем ее бросить...

– Наверное, не нужно ни того, ни другого, - черт, как ему это удается? Я на нервах весь, а он, похоже, и правда спокоен, а не рисуется. Что значит солдат и дворянин!
– Я вам и так уступлю.

– Как - уступите?
– я был ошарашен. Чего угодно ожидал, только не этого.

– Просто уступлю. Знаете, я уже привык быть мертвым, пока этот Шель ко мне не обратился. Мне не трудно к этому вернуться. Тем более, - был бы ротмистр живой, наверняка бы тут усмехнулся, - есть в этом и хорошая сторона.

– Какая?
– растерянно спросил я.

– Покой, - я снова мысленным взором увидел его улыбку.

– И ради покоя вы уступите мне жизнь?
– чего-то я в людях не понимаю, судя по всему...

– Да, я уже сказал, что уступлю. Знаете, Миллер, когда я был жив, я даже никогда не думал и не мечтал о покое... А сейчас не хочу его ни на что менять.

Хм, вот как? Смертный покой затягивает, прямо как алкоголь и наркотики? Ну а почему бы и нет? Особенно, если не меня. Киннесу я, понятное дело, попытался сказать это в более обтекаемых выражениях:

– Мне сложно вас понять, ротмистр. Я здесь совсем недавно, и к здешнему покою не привык.

– И не надо, - мягко поддержал меня Киннес.
– Не надо. Оставьте покой мне, а сами живите дальше. Еще успеете сюда.

– Да уж, успею...
– а что еще оставалось сказать?

– И попозже, - добавил ротмистр.
– Сами понимаете, чем больше времени пройдет между свадьбой и похоронами, тем лучше.

– Лоари мне сказала, что вы...

– Да, - Киннес не дал мне закончить.
– Гвенд, знаете ли, очень удобен. Всегда можно поинтересоваться мнением самой девушки перед засылкой сватов.

– И тем не менее, моим сватом вы к Триамам пошли. Благородный поступок, ротмистр. Я ваш должник.

– Не стоит, Миллер. Скажу вам по чести - к Лоари Триам я сватался не из-за страстной любви, поэтому ваше предложение принял легко. Просто в моем роду сложились обстоятельства, в силу которых старшие родственники требовали, чтобы я женился...

Киннес замолчал. Прошло какое-то время, пока я не понял, что рассказывать об этих обстоятельствах он не собирается. Ну да и ладно, не так оно и важно, на самом-то деле.