Дочь мэра
Шрифт:
Меня выписывают до обеда, и я охуетительно этому рад, потому что теперь у меня куча времени для того, чтобы подготовиться ко встрече со своим Облачком. И вот я жду, пока за мной заедет дядька, вернувшийся из командировки, а в голове прокручивается сегодняшний вечер. Уже скоро. Каких-то…восемь часов осталось!
От нетерпения аж попрыгиваю и перманентно лыблюсь.
Интересно, в чем ходят в театры? Мне нужна помощь зала!
Недолго думая, пишу своей девушке. У меня она теперь есть, так что консультации брать в гугле смешно. Думается мне, что она
«Кудряшка, мне в чем идти? Если не поможешь, приду голым».
Сегодня выходной, я уверен, что она мне ответит быстро. Вообще дело тут не в скорости ответа, а в том, что ей важно мне ответить. Голеньким я пройтись не прочь был бы, не будь у меня Яночки, а так только перед ней теперь. Но нам до этого еще далеко, наверное.
Но я готов хоть сейчас.
«Тогда это будет не «В Джазе только девушки», а какой-то «Ladies Night». Ничего особенного, но не спортивки».
Ночное шоу для девушек? Хм. Или мои познания в инглише слабы, или я внезапно ослеп, стоило только загуглить это все блядство. Не понял. Откуда она знает про стриптиз-шоу, которое показывают прямо в ТЕАТРЕ?
Хороший тамада и конкурсы интересные.
Скрученными пальцами шустро пишу что-то очень гневное и явно неразборчивое.
«Я не пнял, какго хрена собачьего ты в курсе этих мужсих писек?». Затем перечитываю и сразу исправляю, а то еще подумает, что я тупой как сапожок. Да, может и не гений, но не такие смешные ошибки же делать.
Яна молчит. Клянусь, пока она не в сети, уровень моего стресса сиганул до тысячи. Снова иду в гугл, листаю анонс и даже смотрю трейлер к мероприятию. Сомнений нет, это мужской стриптиз. Они там чет еще пиздят, конечно, но точно оголяются на сцене под вопли дамочек от двадцати и выше.
Те, кто выше, уже и сами оголяются, бросая парням панталоны. Мать моя женщина.
Где здесь кардиология? Кажется, мне туда.
Но нет, карандашик на диалоге с Облачком начинает двигаться, и спустя пару секунд приходит ответ:
«Думала сходить, а что… все плохо?».
Плохо сейчас у меня! Пар из ушей идет. Она думала сходить? Чего-чего она там думала? Выпустив шумно воздух из легких, злобно вперяюсь в смарт и резковатыми движениями строчу. Медленно, но строчу!
«Я запрещаю тебя ходить и глазеть на мужские письки».
Ладно, я преувеличил. Мужских писек там не было, но они до трусов раздевались! Але! У кого есть фантазия, тот увидит даже то, что скрыто!
«Смотри на мою. Бесплатно!». Я пишу благим матом. Бывает люди кричат им, а я им пишу.
Сейчас бы сфоткать да отправить, но тогда в театр я пойду только с Младшеньким, а хочется с Яночкой…
«Богдаш, ну им до твоей фигуры далеко, там ведь юмор еще».
Херовая отговорка, очень херовая! Закипая, присаживаюсь на кровать, всматриваясь во все фотки с этого шоу. Нет.
«Так и запишем: Облачко хочет «Ladies Night», в ближайшее время устрою».
Да и вообще. Я что, не смогу так булками потрясти? Водой себя облить? Пфф. Надо будет, еще и маслом могу.
«Богдаш: D».
Не понял? Это что за смех? С какого хера-то?
«Тебе смешно? Интересно, почему? Я вообще-то зал порвал бы. Не ревнуешь меня совсем? ?».
«Я знаю, что ты только мне покажешь».
И
это она права, конечно. Долго злиться не получается, да и дуться тоже. Это же Яночка, Облачко мое кудрявое. Да еще в палату заходит дядька при параде и переключает фокус внимания. Изможденный вид, приправленный раздражительностью, особенно ярко впивается в глаза.— Привет, боец.
Заходит, выдыхает тяжело и рассматривает меня напряженным взглядом. Ясно, проблемы в столице точно были, еще и я тут на голову упал.
— Бать, ну ты чего? Если в напряг, я бы на такси доехал. В самом деле.
Медленно встаю и не морщусь даже, с каждым разом получше выходит. До вечера я должен быть огурцом, чтобы не инвалидом показаться Облачку. Мне еще ее на руках носить и зацеловывать до потери сознания.
— Отставить разговорчики, — грозно припечатывает он, подхватывая мою сумку. Это смешно, честное слово. Я беру пакет с презентами для медперсонала, он и то тяжелее выходит!
— Я че, малахольный какой-то? Немощный? Дай ее сюда.
— Ты у меня слишком геройствуешь. Зашили хорошо? Дыши в две дырки и не отблескивай.
— Бать… — плетусь за ним, почесывая репу. В той сумке только труселя да мыльно-рыльное, херня вопрос.
Так повелось, что дядьку я батей зову, нам обоюдно пришлось это по душе. Ну а как иначе, если он меня вырастил и в люди вывел своим воспитанием? Во всем, что есть у меня сейчас, я благодарен ему и матери.
— Дока я отблагодарил, так что топай в машину, — звучит от него бескомпромиссный приказ. Он у меня во всем такой. — Приказа думать не было? Не было. Выполнять озвученный приказ.
— Давай за руль сяду?
Я себя реально ощущаю принцессой.
— Исаев, ты сейчас у меня отхватишь по шапке, если будешь много разговаривать. В машину. Быстро, — сухо и почти без эмоций выговаривает батя, бросая на меня вполне однозначный взгляд. Дальше спорить нельзя, а то уговорит с локотухи.
Да уж, кто-то сегодня свирепствует. Навстречу нам выходить ЛюбИванна, как я теперь называю мысленно, и довольно улыбается, потирая руки.
— А кто покидает наши пенаты? Исаев, смотри мне, чтобы в следующий раз встретились в родильном.
Лыблюсь аки лось, ведь интересное пожелания мне прилетело. Согласен. Внимаю и записываю.
— Здравствуйте. Он у нас вроде не гермафродит, — хмыкает шутливо батя, и тут же получает укоризненный взгляд от этой прекрасной женщины.
— А вы у нас кто будете, товарищ…?
— Генерал-полковник полиции, главное управление по борьбе с наркотиками, Исаев Семен Николаевич, — отчитывается мой батя с регалиями и по уставу.
ЛюбИванна стоит в шоке, глазами хлопает и кивает, он ее авторитетом уже придушил. Явно переведя дух, она поворачивается ко мне и спокойно отвечает:
— Отец у тебя пушка-ракета, Исаев. Так вот, дорогой Семен Николаевич, меня зовут Любовь Ивановна, и я старшая операционная сестра в этом госпитале. Судя по всему, вам сын еще не рассказал о своей девушке? Я расскажу. Яна Белова, свет очей моих. Проследите, чтобы не обижал, иначе обижать его буду я. Во всех возможных позах. И даже невозможных.
Батя кивает, а потом переводит на меня испепеляющий взгляд.
— Вы меня простите. Хорошая девочка, верю. Мне не сказали, о таких радостных событиях по телефону не говорят, сами понимаете.