Дочь моего друга

— Ты собрался на мне жениться? — она смотрит из-под длинных ресниц.

Сажусь напротив с чашкой кофе, пиздец как курить приломило. Но в доме я курить не люблю, а выходить из дома влом.

— Послушай, малыш... Я понимаю, что сейчас самое последнее, что тебе хочется, это выходить за меня замуж. Но так будет лучше для всех. Мне проще организовать твою безопасность, если ты сменишь фамилию и все документы. Кстати, ты не против, если мы тебе немного изменим имя? На Ирину. Ты станешь Ириной Ольшанской, я увезу тебя из страны, и тобой перестанет интересоваться весь этот шлак.

А я уж как-нибудь постараюсь быть тебе нехуевым мужем, малыш. Или не таким хуевым, каким оказался другом для твоего отца.

Я прав, эта новость Арину не особо обрадовала. Настроение стремительно портится от вида ее отсутствующего взгляда и поджатых губ, но я и не ждал, что она кинется мне на шею. Это вынужденная мера, и нас обоих она не сильно радует.

— Если хочешь, можем вместе не идти. Неси свой паспорт сюда, я дам поручение своим юристам. Без нас все сделают.

Арина сползает со стула и бредет к двери, на пороге нерешительно оглядывается. Подбадривающе улыбаюсь, а у самого неприятно скребет внутри.

Когда-то она хотела за меня замуж, я своими ушами слышал. Допизделся походу, больше не хочет.

И я ее прекрасно понимаю, нахуй нужен такой муж? Дома почти не бывает, а это же я еще не начал ездить. Отложил все свои выездные дела, чтобы заняться Маркеловым. И Арину одну оставлять стремно.

Ее долго нет, встаю и отправляюсь на поиски. Арина в своей комнате, сидит на кровати с сумкой на коленях, перед ней высыпано все содержимое. Ящики комода выдвинуты, вещи перерыты.

Упираюсь руками в косяки, она поднимает глаза, и я невольно отмечаю, что на исхудавшем личике они кажутся еще больше.

— Паспорта нигде нет, Демид, — говорит она в ответ на мой безмолвный вопрос, — я везде посмотрела. Наверное я его потеряла.

Отталкиваюсь от косяков и вхожу в комнату.

— Ты уверена, малыш? Ты хорошо искала?

Она поспешно кивает, и мне все это перестает нравиться.

— Загранпаспорта тоже нет?

Она качает головой.

— Нет. Они с паспортом в одной папке лежали.

Смотрит не моргая, взгляд честный. Хер его знает, может в доме забыла? Надо завтра съездить.

— Давай еще раз вместе посмотрим, — сажусь рядом на корточки, беру из ее рук сумку и заглядываю внутрь. Пусто.

Она отстраненно кивает, встает и подходит к комоду. Достает все содержимое и бросает на пол.

— Давай.

***

Арина

— Мы ничего не пропустили? Везде проверили? — спрашивает Демид спокойным ровным тоном, и я теряюсь в догадках.

Он реально не выкупает? Или уже давно догадался, но не подает виду, продолжает подыгрывать? Тогда возникает следующий логичный вопрос: зачем?

Мы перерыли с ним содержимое всех шкафов, ящиков, чемоданов и коробок, которые люди Демида привезли из нашего с папой дома. Терпение, с которым Демид все пересматривал, вызывает у меня тихую ярость.

Но я тоже не подаю виду. Незачем ему знать.

— И правда нигде нет, — Демид стоит посреди комнаты, упираясь руками в бока, и смотрит мимо меня в стенку.

Я молчу. Конечно нет. Потому что я его выбросила. Разрезала ножницами на несколько частей, завернула в гигиеническую прокладку и выбросила. Даже если Ольшанскому придет в голову порыться в моем мусорном ведре, разворачивать прокладку он точно не станет.

Загранпаспорт спрятала под матрас. Сунула внутрь между самим матрасом и наматрасником, одернула покрывало и села сверху. В последний момент успела, как раз вошел Демид.

Если бы я могла, я бы ему в лицо оба паспорта бросила. Но я теперь ничего не могу. Не имею права.

Подумать только, что позови меня замуж Демид еще какой-то месяц назад, я бы впереди него с паспортом в ЗАГС бежала. А теперь молюсь, чтобы ему не пришло в голову лезть под матрас.

Потому что он хочет жениться из жалости. А я так не хочу.

И вот это его «Неси сюда свой паспорт, нам придется пожениться» пусть своим любовницам говорит. А я обойдусь.

— Завтра съезжу в дом, там поищу, — Демид трет руками лицо.

На какой-то миг во мне подает признаки жизни сострадание — он столько работает, мало спит, дома почти не бывает. Я сама плохо сплю, поэтому точно знаю, когда Демид встает и когда ложится. Следом просыпается совесть.

Он столько сделал и продолжает делать для меня. А я себя веду как неблагодарная тварь.

Но это длится недолго, и муки совести заглушаются голосом разума.

Если объективно. Я не могу со стопроцентной уверенностью утверждать, что Ольшанский все это время посвящает работе. Я все еще помню про эти чертовы три дня без секса, они выгравированы в подсознании пламенеющими буквами.

Дальше хуже.

Что, если он не появляется дома из-за меня?

Папа говорил, что Демид одиночка, что он физически неприспособлен жить с кем-то. И ни разу, никогда ни с кем не жил. А теперь получается, он вынужден мириться с моим присутствием.

И контрольный в голову. Демид ничего не делает ради меня. Ради девушки по имени Арина. Все, что он делает — это в память о папе. Не имеет значения, кто я и как меня зовут. Я Покровская, дочь его друга. И кто бы ни был на моем месте, Демид делал бы все то же самое.

Не будь я Покровской, он бы ради меня и пальцем не пошевелил.

Сразу становится легче. Это хорошо, лишние терзания изматывают, а мне страдать некогда. Надо думать, что делать дальше.

Будь у меня деньги, я могла бы снять квартиру и съехать. Можно продать драгоценности, на первое время хватит. Только их у меня немного, я побрякушки не особо люблю, поэтому папа обычно дарил другие подарки.

А еще можно продать машину.

От этой мысли в груди образуется неудобный бесформенный ком, который безостановочно проворачивается, доставляя немалый дискомфорт.

Папин подарок. Последний. «Порше» теперь ассоциируется у меня с отцом, и сама мысль, что я должна его продавать, вызывает саднящую боль.

Но это лучше, чем становится обузой для Демида. Или еще хуже — навязанной женой.

***

На следующий день Демид звонит знакомому, тот обещает восстановить паспорт как можно скорее. Когда Демид уезжает, я лично выношу пакет с содержимым моего мусорного ведра в бак на заднем дворе дома.