2000 год.

Катя проснулась в холодном поту. Она крепко сжимала одеяло в руках, боясь издать малейший писк, чтобы никого в комнате не разбудить. Этот кошмар повторялся вновь и вновь, бросая её в отчаянье, а из него в апатию. Из поломанного окна струился холодный воздух, освежая сознание девочки и помогая ей успокоиться. Во сне она часто заново переживала то, что совершил её отец в пьяном угаре, лишив девочку матери, а себя свободы. Ей было всего пять, когда органы опеки пришли, чтобы забрать её. Когда Катю осматривали врачи и детский психолог, она плакала и просилась к маме. Но мамы больше не было. Долгое время девочка не желала осознавать этого, верила, что это всего лишь страшный сон, но каждый раз, когда она просыпалась с криком, она всё сильнее убеждалась в обратном.

Сначала она не замечала сильной разницы между детским домом и «волей», но когда ей исполнилось десять, между детьми появилась жёсткая иерархия. Более того, дети постарше, как известно, довольно жестоки, в связи с чем, они частенько задирали младших и Катю в том числе. Каждый раз, когда она в ужасе оборачивалась на звук шагов, когда безрезультатно пыталась убежать от ребят, когда прятала синяки под тяжёлым свитером в летний зной, она страстно желала сбежать на волю. Туда, где нет страха и боли, туда, где мама и папа, туда, где жизнь. Но осознавая, что и прошлая её жизнь была не лучше, девочка чувствовала себя словно между молотом и наковальней и от этого ещё сильнее хотелось кричать и плакать.

Январь 2006 года.

Новенькая вела себя странно. Она кричала, громко смеялась и говорила сама с собой. Когда она начинала биться головой о стену, воспитатели старались остановить её, но девочка старалась удариться посильнее, смеясь ещё громче. За это над ней часто подшучивали и издевались.

Этот день был холоднее, чем все предыдущие. Катя укуталась во всю тёплую одежду, что у неё была, но этого было недостаточно. За годы окна поломались ещё больше и в комнатах становилось невыносимо холодно. Детям приходилось вскакивать с постелей посреди ночи и разминаться, чтобы совсем не замёрзнуть. Конечно, государство обещало всё починить, но видимо, деньги, выделенные на это, уходили не туда.

Никто не гулял в такую погоду. Снег валил крупными хлопьями, мешая видеть. Ледяной ветер обжигал, оставляя на лице красные следы, а острые кусочки замёрзшей воды больно царапали щёки. От нечего делать Катя решила пойти в туалет и немного погреть руки в чуть тёплой воде. Не успела она до него дойти, как услышала громкий плач и просьбы о пощаде. Она не могла определить по голосу, что за девочка это кричала. Казалось, что детей с таким голосом среди обитателей детского дома не было. Дверь распахнулась и на пол упала сумасшедшая. Её одежда и волосы были насквозь мокрые. Её крики на этот раз звучали по-настоящему, не так, как она кричала обычно. Катя замерла от страха. Вслед за девочкой из дверей вышли двое пацанов, которые подняли её за руки и куда-то потащили, оставив ноги волочиться по полу. Когда они скрылись за углом, Катя сумела пошевелиться, схватила швабру и поспешила за ними. Парни бросили девочку на улице, так, что она ударилась лицом об лёд, затем оттащили её к сугробу и засыпали снегом. Катя, задержав дыхание, чтобы её не заметили, спряталась за углом. Когда парни ушли, она сразу же побежала на помощь. Сумасшедшая закричала, когда Катя откопала её и принялась махать руками во все стороны.

– Успокойся, я хочу помочь, – шипела на неё Катя. – Вставай давай.

С помощью Кати, девочка поднялась. Её пальцы и кончик вздёрнутого носа посинели, по щекам неровными струйками лились горячие слёзы. Её трясло. Катя отвела её в комнату, помогла переодеться и укутала своим одеялом. Она никогда не контактировала с этой девочкой и даже не знала как её зовут. Катю отталкивала не только её неадекватность, но и внешность. Рыжие редкие волосы и кривые зубы того же цвета не располагали к общению, и тем не менее, молчать сейчас было неловко и, переборов отвращение, она заговорила.

– Ты в порядке?

– Бывало и хуже, – слова тряслись на её устах, но звучали адекватно.

Повисла тишина.

– Как тебя зовут-то хоть? – неожиданно громким голосом спросила она.

– Катя, – девочки снова замолчали. – А тебя?

– Жека. Ну, Женя.

– Очень приятно.

– Ой, да ладно, – девушка отмахнулась. – Кому ты врёшь.

– Я просто стараюсь быть вежливой, – Катя была удивлена такому ответу.

– В том-то и дело, что вежливой, – на секунду ей показалось, что Жеке грустно. – Никому не приятно со мной говорить. Ну, спасибо за помощь, – она протянула Кате её одеяло. – Не буду больше отвлекать.

– Но…

– Пока, – она грубо оттолкнула девочку и уставилась взглядом в пол.

Лето 2007 года.

– Чего смурная такая? – Жека появилась неожиданно и села рядом с Катей, чуть не столкнув ту с лавочки в детдомовском дворе. – Что, проблемы какие-то?

Катя была немало удивлена этой выходке, ведь с того дня они больше не общались, но так как рассказать было больше некому, да молчать неприлично, решила ответить.

– Да…

– Какие? – Жека была излишне напористой.

– Просто я уже через пару месяцев выпускаюсь, а жить негде, вот я и думаю…

– Так квартиры же дают.

– У меня ещё бабушка с дедушкой есть, так что мне не дадут.

– А почему ты не можешь жить у них?

Катя тяжело и с шумом выдохнула.

– Они не хотят, чтобы с ними жила дочь наркоманов, они думают, что я буду такой же.

– Знакомо, – Жека несколько раз качнула головой. – У меня отец в психушке лежит, а моя соседка выкинула меня сюда, как шавку какую-то, чесслово. Она думает, что и у меня шизофрения.

– А у тебя её разве нет? – Катя заметно удивилась.

– И ты туда же?! – Жека закричала, а потом заплакала. – Нет у меня шизы, понятно?! – она толкнула Катю. – Нет!!!

– Успокойся, – Катя и сама пыталась говорить спокойно, но это давалось ей с трудом. – Я просто спросила.

– Спросила? – Жека громко рассмеялась. – Я абсолютно здорова. А насчёт твоей проблемы…

Она наклонилась над ухом Кати и долго что-то нашёптывала, обдавая её неприятным запахом изо рта, пока брови её подруги медленно ползли вверх от услышанного. Наконец она отпрянула и стала выжидающе смотреть на Катю.

– Нет! – закричала та. – Ни за что!

– Подумай, – спокойно ответила Жека и ушла.

***

Часы ритмично отмеряли время, которое, казалось, замедлилось, а то и вовсе остановилось. Катя уставилась взглядом в пол и обдумывала то, что ей предложила Жека. С одной стороны её предложение было отвратительным. Кате пришлось бы наступить на горло своей гордости и лишиться последних надежд на светлое будущее, ведь оттуда как прежде не возвращаются. Но, с другой стороны, выбора у неё не было, ведь единственное место, в которое она может пойти после выпуска – это улица, а там ещё хуже. Это чувство, словно ты находишься между двух огней преследовало её всю жизнь, начиная с момента, когда она впервые оказалась в детском доме. Безысходность от того, что она застряла здесь со всеми этими детьми, у которых тоже непростая судьба, которые так же никому не нужны, которые обозлилась на весь мир и вымещают свою злость на более слабых. Выхода не было, но, по крайней мере, у неё был кров и пища. Теперь же у неё может не быть ничего. Катя была в отчаянии. Неужели это её судьба? Неужели она заслужила это? Если бы она росла в обычной семье, всё было бы по-другому? И как это «по-другому» выглядит?

Её размышления прервала Жека, плюхнувшись рядом с ней на кровать.

– Ну что, – она склонилась слишком близко к Катиному лицу. – Решила?

– Пока нет, – девушка говорила тихо. – Но я думаю.

– Ты думай поскорее, а то мне уже через неделю восемнадцать исполнится и я уйду. А так, я могу замолвить за тебя словечко.

– Я подумаю, – Катя старалась не поддаваться эмоциям и сдерживать слёзы.

– Ну давай, – Жека похлопала её по плечу и встала. – Но у тебя только неделя, не забывай.