Дочь палача и Совет двенадцати

– Куда он, собственно, направляется? – спросила Барбара. Она держалась позади всех и за последние несколько часов не проронила ни единого слова. Отрадно было видеть ее чуть менее подавленной, чем прежде. – Выпить пива в ближайшей таверне? А нам ждать его на холоде? От него и такого можно ожидать…

– Хм, вообще-то я думал, Якоб поведет нас к трактиру, где соберутся палачи, – ответил Симон и нахмурился. – Странно только, почему он не свернет к городским воротам.

Действительно, вместо того чтобы направиться к городским воротам, расположенным примерно в сотне шагов, палач двинулся к высокой башне, что возвышалась над мостом через Изар. Перед заходом солнца здесь также царило оживление: через ворота башни одна за другой проезжали в город повозки и кареты. В воздухе стоял запах конского пота, пивного сусла и лошадиного навоза.

– Ради всего святого, может, соизволишь и нам объяснить? – потребовала Магдалена, когда наконец поравнялась с отцом. – Куда ты нас ведешь? Говори, иначе я не сдвинусь с места!

Палач остановился и показал на другой берег, где виднелись нагромождения убогих хижин, покосившихся и построенных без всякого плана – казалось, их небрежно раскидал там какой-нибудь пьяный великан. Между ними высились несколько водяных мельниц, и течение медленно вращало их обледенелые колеса. Над поселением, растянувшимся вдоль берега, нависло темное облако дыма и копоти.

– Вон туда, – проговорил Куизль. – В Ау.

– Боже правый! Выглядит жутковато, – выдохнула Магдалена. – Что это? Деревня для нищих и головорезов?

– Почти угадала, – усмехнулся палач. – А вы всерьез полагали, что дюжину грязных палачей пригласят в мюнхенскую резиденцию, угостят вином и фазанами? В Ау палачам самое место. Там всегда есть чем заняться.

– Чудесно! – вздохнул Симон, распрощавшись с мыслью о вечерней прогулке по городу, и печально оглядел свой новый красный сюртук и ренгравы. – В такой одежде я с тем же успехом могу нацепить на шею табличку с надписью «Можно грабить».

– Да бросьте вы, вам понравится, – добродушно ответил Куизль и зашагал по мосту. – Я уже бывал здесь. Согласен, люди в Ау грубоватые и шумные, но зато искренние.

Словно бы в доказательство его слов, навстречу им прошли два оборванца. Они крепко держались друг за друга и горланили какую-то народную песню, слов которой Симон так и не разобрал. Похоже, эти двое, как и многие плотогоны в порту, не пожелали оставаться трезвыми в этот праздничный день.

Вскоре они поравнялись с первыми строениями Ау. Здесь не было ни стен, ни ворот – только широкая, покрытая мерзлой грязью улица, протянувшаяся вдоль ручья. Между хижинами, по обе стороны улицы, то и дело попадались высокие строения с лестницами по внешней стороне, ведшими к балконам и дверям. Из окон выглядывали престарелые женщины и мужчины с обветренными лицами и с любопытством разглядывали чужаков. Тесные, изогнутые проулки уводили в глубь лабиринта из дощатых домов, задних дворов, мельниц и харчевен. За все время им попалось лишь несколько каменных зданий. Самое крупное стояло чуть в стороне, имело три этажа и множество печных труб.

Уже смеркалось, но Симон насчитал сразу с полдюжины кабаков, из окон которых падал тусклый свет. Изнутри доносился шум буйной пьянки, в одной из харчевен звучала расстроенная скрипка. В следующий миг дверь харчевни распахнулась, и навстречу им вывалился пьяный мужчина. Сил у него хватило, чтобы дойти до ближайшего угла, где его и вырвало.

Барбара сморщила нос и бросила свирепый взгляд на отца, после чего повернулась к Магдалене.

– Это и есть твои обещанные красоты Мюнхена? Театр, множество садов…

– Дедушка, они все пьяные? – полюбопытствовал Петер.

– Ну, они празднуют. Еще один год тяжелых трудов позади, – Куизль пожал плечами. – После Сретения Господнего у работников и подмастерьев есть несколько свободных дней. Потом все начинается по новой. Такая попойка еще никому не повредила.

– Если они и дальше будут так пить, то назавтра у них вообще денег не останется, – проворчала Магдалена. – Вы как хотите, а я ни единого дня не…

Договорить она не смогла, так как из переулка до них вдруг донеслись возбужденные голоса. В отличие от пьяных выкриков из харчевен, в этих голосах безошибочно угадывался страх. Куизль сначала постоял в нерешительности, а потом свернул в проулок. Симон и все остальные последовали за ним. В скором времени они вышли к большой толпе, сгрудившейся у ручья. Справа от них была мельница, и на одной ее лопасти что-то висело. В сумерках Симон не сразу разглядел, что это. А потом невольно вздрогнул.

Это было человеческое тело.

Несколько человек пытались провернуть колесо против течения. Но лопасти то и дело выскальзывали, и тело поднималось все выше и выше. Еще немного, и оно упадет с другой стороны…

Куизль хрустнул костяшками пальцев и протолкался сквозь толпу, не встретив сопротивления.

– Разойдись! – прорычал он.

Под изумленные восклицания палач ухватился за обледенелую лопасть и потянул на себя. Сначала ничего не произошло, Куизль пыхтел и покряхтывал. Но в конце концов колесо стало поворачиваться против течения.

– Что это за малый? – спросил шепотом коренастый подмастерье рядом с Симоном. – Он, случаем, не из Гизинга? Может, извозчик какой?

– Не знаю, откуда он, но под горячую руку попадаться ему не хочу, – так же тихо ответил ему другой. – С такими ручищами пивные бочонки можно десятками таскать.

Люди шептались и переглядывались, а Куизль тем временем продолжал тянуть колесо. В конце концов несколько человек бросились ему на помощь; вместе они сняли с лопасти безжизненное тело и осторожно уложили на землю.

Симон содрогнулся: это была юная девушка, лет шестнадцати или семнадцати. И не возникало сомнений в том, что она мертва. Остекленелые глаза неподвижно смотрели в вечернее небо, в волосах, словно украшения, поблескивали сосульки. Тело хорошо сохранилось в холодной воде, поэтому с первого взгляда сложно было сказать, как долго оно находилось в ручье. Не видел Симон и каких-либо внешних повреждений.

– Эй! Довольно поглазели. Все расходитесь, ну!

Из переулка вышел какой-то тощий тип. В одной руке он держал фонарь, в другой – крепкую палку и то и дело взмахивал ею, чтобы придать веса своим словам.

– Расходитесь, я вам сказал! – повторил этот тип. – Или мне пинками вас разгонять? Кто не послушается, будет спать за решеткой!

Толпа начала неохотно расходиться, пока у ручья не осталось лишь несколько человек. Тощий тип шагнул к Куизлю. Нос у него был красный от холода – хотя, возможно, тут не обошлось без пары стаканов настойки. Мужчина шмыгнул, втягивая сопли, и свирепо уставился на палача.

– Тебя это тоже касается, здоровяк! – произнес он с важным видом. – Такими делами ведает суд, а я, черт подери, судебный надзиратель в Ау! Или ты имеешь какое-то отношение к ее смерти? – Тощий показал палкой на тело юной девушки. – Может, ты не захотел платить ей за оказанные услуги и толкнул ее в воду? Так оно было? Отвечай!

– Мы только что приехали, – сказал Симон, становясь рядом с Куизлем. – Моя семья может подтвердить это.

Лекарь кивнул на Магдалену, Барбару и детей, которые до сих пор держались позади. Долговязый надзиратель склонил голову.

– Хм. Приезжие, значит… – Он снова протяжно шмыгнул, потом показал палкой в сторону главной улицы. – У нас в Ау и так хватает голодранцев. Так что убирайтесь, да поживее. Отребье приблудное!

– Эта бедняжка, видно, тоже была из приблудного отребья, – сказал Куизль, не обращая внимания на его ругань.