Дочь палача и Совет двенадцати

«Чертовски привлекательной ведьмы», – подумала Магдалена.

На палачей внешность Барбары, очевидно, тоже произвела впечатление. Кто-то присвистнул, другие лукаво поглядывали на Куизля.

– А ты уверен, что девка от тебя, Якоб? – хихикнул низкий палач с горбом. – Милое дитя совсем на тебя не похоже. Куда девался здоровенный нос?

Остальные расхохотались, и никто, кроме Магдалены, не заметил, как по щеке Барбары скатилась слеза.

– Дьявол, они будто лошадь на рынке выбирают! – прошипела Магдалена. – Почему отец ничего не скажет?

– А, такая уж суть у мужчин, – Георг пожал плечами. – Барбара вытерпит, вот увидишь.

– Мне бы твою уверенность, – мрачно возразила Магдалена.

В этот миг Каспар Хёрманн поднялся из-за стола и, покачиваясь, направился к Барбаре.

– И думать про нее забудьте! – пролепетал он и оглянулся на остальных. – Ее отец написал мне письмо, сделка уже обстряпана. – Хёрманн поклонился Барбаре и показал на своего сына, сидящего у стены и ковыряющего в зубах. – Ну, можешь поцеловать своего будущего же…

Он поскользнулся в луже пива и растянулся на полу. Остальные палачи взревели от восторга. Потом из-за стола поднялся Конрад Неер из Кауфбойерна и обратил внимание на себя.

– Почтенный кум, – начал он мягким голосом, обращаясь к Куизлю. – Ты писал о своей дочери не только Хёрманну, но и мне. И за это я весьма признателен. Только вот мне кажется, это не самое подходящее место, чтобы знакомиться с такой милой девушкой. – Он с улыбкой повернулся к Барбаре. – Быть может, в ближайшее время нам выпадет случай прогуляться вдоль Изара…

– Неер, ты всерьез полагаешь, что прелестной девице есть дело до старого тюфяка вроде тебя? – резким голосом прервал его Иоганн Видман. – В твоей постели холодно, как в зимнем лесу! Там, говорят, давно уж ничего не шевелится! А может, и не шевелилось никогда – ведь наследников, если не ошибаюсь, у тебя до сих пор нет.

Другие снова рассмеялись, а Конрад Неер заметно вздрогнул. Он задрожал от ярости и, стиснув кулаки, двинулся было к нюрнбергскому палачу, но Дайблер встал у него на пути.

– Никаких драк между братьями! – заявил он. – Во всяком случае, не в моем присутствии. – Он развернулся к Видману: – И ты, Иоганн, попридержи язык! Ты, может, и самый богатый среди нас, но это не дает тебе права оскорблять других. Если тебе есть что сказать, выкладывай по существу.

– Я только пошутил, вот и всё, – Видман примирительно поднял руки. – Но ты прав, Михаэль, – он широко улыбнулся и обратился ко всем: – Якоб Куизль и мне написал письмо. Ему известно, что моя супруга навсегда покинула нас прошлой осенью, когда родила мне пятого ребенка. Я поначалу не стал отвечать, потому как считал, что палачка из Шонгау не впишется в богатую жизнь Нюрнберга. Но теперь… – Он оглядел Барбару и облизнул подстриженные усы. – Хм, должен признать, ее красота компенсирует кое-какие недостатки. А моим сыновьям срочно нужна новая мать, чтобы готовила, кормила и меняла пеленки младшенькому. – Он вопросительно взглянул на Куизля. – Так что, может она кормить? Во всяком случае, груди у нее кажутся вполне зрелыми…

– Если вам нужна кормилица, купите себе козу. Она лучше других подойдет и вашему семейству, и вашей козлиной бороденке!

Впервые за все это время Барбара раскрыла рот. В комнате сразу повисло напряженное молчание.

– Да… как ты смеешь… – прошипел наконец Иоганн Видман. Он побагровел от злости и резко вскочил, так что соседи с трудом усадили его на место. – Палаческое отродье, грязная девка! – ругался он. – Ну нет, от тебя я такого не потерплю!

– Вы ведь тоже палач, – холодно ответила Барбара. – Неужели забыли? Все мы, кто есть в этой комнате, – грязные, нечестивые и неприкасаемые, и благородный господин Видман из Нюрнберга не исключение. Вы тоже не золотом гадите.

Среди палачей поднялся ропот. Некоторые стучали кружками по столу, но при этом кое-кто украдкой усмехался.

– Приношу извинения за свою дочь, – произнес наконец Якоб Куизль. Он поднялся, и Магдалена увидела, как его трясет от злости и стыда. Он выглядел сердитым и обиженным и, казалось, постарел на глазах. – Она… бывает, говорит быстрее, чем думает…

– Так ради Бога, Якоб, научи ее манерам! – рявкнул Видман. – Такое поведение никому…

В этот момент неслышно отворилась дверь, и палач замолчал. Казалось, ее приоткрыло порывом ветра.

Очень холодного ветра.

В комнату вошел человек с белоснежными волосами, собранными в хвост, одетый во все черное. Он был широкоплеч, с массивной шеей и лицом белым как мел; только глаза сверкали красным, как у крысы. У Магдалены мороз пробежал по коже, и она с трудом сдержала крик. Она знала этого человека, но никак не ожидала увидеть его здесь.

«Двенадцатый палач, – подумала она. – Господи, знал ли отец об этом?»

Никто из одиннадцати палачей не проронил ни слова. Казалось, между ними и человеком у двери выросла невидимая стена.

– Добро пожаловать, мастер Ганс из Вайльхайма, – холодно поприветствовал его Дайблер и показал на свободное место. – Мы уже начали без тебя.

– Прошу прощения, добрые братья. – Губы его скривились в улыбке, но глаза при этом оставались холодными, словно на свинцовое лицо нацепили маску. – Меня задержали дела. Треклятый вор из Пеля… обчистил церковь и не желал признаваться. Утверждал, что невиновен. – Мастер Ганс вытер руки о плащ, и Магдалене показалось, что ладони у него в засохшей крови. – Ну, как бы там ни было, – продолжил он тихо, – в конце концов сознаются все. Верно?

Он неожиданно повернул голову и посмотрел на Барбару. Лицо у нее сделалось таким же белым, как у мастера Ганса.

– А, здравствуй, Барбара, – прошептал палач, и губы его снова скривились в улыбке. – Хорошо, что нам вновь довелось встретиться. В прошлый раз обстоятельства были… не совсем благоприятные.

В тот же момент Барбара вскочила. Ее стул с грохотом опрокинулся, и она выбежала за дверь. Ее торопливые шаги затихли где-то в отдалении.

– Барбара, не делай глупостей! – закричала Магдалена. – Барбара!

Не дожидаясь, пока придет в себя Георг, она бросилась вслед за сестрой. Промчалась по общему залу, мимо гостей и напуганных служанок с кружками, и выбежала на вымерзшую улицу. Но Барбару нигде не было видно – должно быть, она уже свернула в какой-нибудь из тесных проулков. Магдалена плотнее закуталась в плащ и с тяжелым сердцем отправилась на поиски.

В душе нарастал парализующий страх, что она больше не увидит свою сестру.

Мастер Ганс вернулся в жизнь Барбары. [3]

3

О мастере Гансе см. роман О. Пётча «Дочь палача и театр смерти».