Дочь Революции

— М. Аспертус, из обращения к гражданам Высоты.

Эпизод первый

Балтийская Республика: Родополис

Оутилканис 9-1-9

3-22/995

Средства массовой информации вышли из-под контроля. Слетела негласная цензура о событиях в Градемине — забылись ограничения на освещение падения Линейной и Тардиградска. Первый месяц весны стал триумфом независимой прессы, и прежние рычаги, что сдерживали журналистов, перестали работать. Обнародование данных такого масштаба разрушительным вихрем пронеслось по гражданам Единой Высоты. Шок, печаль и ужас — всё стало единым, а траур — единственным общественным событием, которое мировое сообщество принимало с готовностью. Все развлекательные мероприятия отменили, увеселительные заведения прикрыли, а репродукторы не умолкали. Каждый час начиналась новая поминальная служба.

Это был острый месяц. Если прежде люди объединялись, чтобы пережить горе, то теперь разобщённость поразила их сердца. Даже смельчаки в окружении близких не рисковали высказываться, опасаясь, что любое неосторожное слово станет катализатором нового Восхождения. Новой трагедии.

Вопреки успеху Нисхождения Раге, победа имела горькое послевкусие. ABICO, точно воспользовавшись разрозненностью, обрела сторонников по всему миру, и с каждым днём их число росло. Никто не знал, каким будет их следующий шаг — никто не ведал, что Война, пустившая корни в Градемине, грибницей оплела весь земной шар.

Впрочем, всё это мало трогало Элиота. О чём-то он слышал в разговорах прохожих, у кассы придомового магазина или по телевизору — но всё это в итоге стало неизбежным фоновым шумом. За ситуацией ни в стране, ни, тем более, в мире парень не следил. Он жил на автопилоте. Удовлетворял физиологические потребности — разве что ел и спал зачастую через силу, но лекарства принимал по расписанию.

— И ещё пачку «Морамнаве», пожалуйста, — кивнув на табличку с перечнем табачной продукции за прилавком, попросил Элиот.

Немолодая женщина, устало кивнув, вытянула с одной из полок бело-синюю пачку. Затем пробила продукты, выложенные на транспортёрную ленту. Товаров было мало: лапша быстрого приготовления «Саноройс» со вкусом говядины, упаковка сосисок, пара картофелин и несколько банок огуречного «Бустидюпа».

Людей в магазине, помимо самого Элиота, было немного: в узких проходах, среди стеллажей с пустыми калориями, шаталась пара подростков, а в очереди за самим Лайном стояла соседка с бутылкой лунного сияния и парой упаковок нори. В ослепительно белом магазинном свете все продукты выглядели неприглядными, а кожа — нездоровой. Утомлённо вздохнув, парень отвёл взгляд от своих сухих рук.

— С вас пятьдесят девять, — пробив все товары, сообщила кассирша.

Кивнув, Элиот приложил протофон к кассовому терминалу, а после собрал все покупки в рюкзак и вышел из магазина.

Окраину едва тронула эпидемия траура. Жили здесь, по большей части, привычно. Разве что детей стало меньше на площадках, а у школ с садами круглосуточно дежурили роботарии-воспитатели. Модели второго поколения, внешность которых была максимально приближена к человеческой, бдительно следили за маленькими гражданами. Не только за их безопасностью, но и тем, что делают те да говорят — воспитанникам госучреждений воспрещалось как играть в демиборцев-сектантов, так и называть деми поимённо. В иные времена, невольно вспомнил Элиот, за этим следили не так строго — в детстве он не раз с Фрицем и Анастази выступал на стороне демиборцев, пока Алиса отыгрывала роль коварной Ра…

Улыбка, только тронувшая губы, вмиг исчезла. Элиот отвернулся от окружённой забором детской площадки, по которой, играя в догонялки, носились дети.

…ге.

Едва подъездная дверь закрылась за ним, как его ослепил яркий свет. С непривычки Элиот заслонил глаза, а после, когда тот исчез, парень увидел у почтовых ящиков прототипа-почтальона. То был роботарий, достаточно крепкий на вид, напоминающий формой мифологического кентавра — антропоморфный верх переходил в механическое копытное тело, загруженное множеством сумок с набитыми карманами. Форма на прототипе давно истрепалась, а линза левого глаза неисправно искрилась. Вместо привычного рта у почтальона был большой круглый динамик.

— Господин Элиот Лайн, — скрежещущим голосом обратился к жильцу прототип, — вас приветствует почтовое отделение номер пятнадцать города Родополиса. Сегодня утром на ваш адрес поступила заказная…

— Что там? — кивнув на коричневую коробку в клешнях роботария, отрешённо спросил Элиот.

— Посылка от господина Евгения Ливерия, капитана теплохода «Каэльтина Дунария», — повторил по инструкции почтальон и шагнул ближе. — Пожалуйста, если вы Элиот Лайн, подтвердите личность при помощи паспорта. Мы просканируем его и, в случае совпадения с номером в базе данных, отдадим посылку вам.

— И что ему от меня понадобилось…

Продемонстрировав документ и расписавшись за получение посылки, Элиот тряхнул коробку. Оказалась та на удивление лёгкой. Озадачившись, парень поторопился к лестнице. Подъём осилил за несколько минут — к последней ступеньке лёгкие сжались до того болезненно, что парень, пытаясь отдышаться, глухой бранью проклинал себя за неосторожность.

— [Дурак], — проворчал он и глубоко вздохнул.

Потребовалось ещё несколько минут, чтобы прийти в себя. Затем, небрежно сунув коробку подмышку, Лайн достал ключи и отпер дверь.

— Я дома! — Домой вернулся Элиот к полудню. Нащупав в полутьме выключатель, включил свет. Непроизвольно замер, когда посмотрел на пустую студию и спальный уголок с ноутбуком. — А, ну да…

Каждый раз по возвращению в опустевшую квартиру Лайн замечал, что та и впрямь выглядела необжитой. Вещей — скупой минимализм, а прежний уют ушёл с потерей одного из жильцов. Мозг, впитавший в себя десятки фильмов и сериалов, отказывался принять, что такое возможно. Что Анастази действительно могла умереть. В конце концов, они вместе выбрались из Линейной… Разве её путь мог прерваться так скоро? Ответов на эти вопросы у Элиота не было. Как и веры, что сестра никогда не вернётся домой.

Оставив пакет с продуктами на кухонной тумбе, Элиот схватил нож и вместе с коробкой прошёл к рабочему столу. Включил настольную лампу. Данные адресата были написаны на карпейском — догадался об этом Лайн только по сочетанию своего имени с неизвестными словами, а вот об адресанте ничего не нашлось: ни обратного адреса, ни контактов. Пальцы крепче сжали рукоять ножа, и Лайн вскрыл коробку.

На её дне лежала маска.

Та самая, синие прожектора которой ознаменовали трагедию в Линейной. Белые пластинчатые сегменты — обгоревшие или вовсе отсутствующие — составляли собой новый вид накладки. Из-за внутренней стороны топорщились провода, а светодиодные линзы перегорели.

Элиот дрожащими руками взял маску и поднёс к самым глазам. В лёгких захрипело, и парень едва её не выронил, когда кашель вырвался наружу. Отложив посылку, бывший стагетский почитатель пошатнулся и рухнул на кровать. Приступ сокрушительной силы сжал лёгкие на пару минут. Под конец увлажнённое медовым секретом горло горело так, что речь даже в зачатке обжигала его.

— Это ошибка, — не своим голосом прохрипел Элиот и подорвался к посылке в надежде найти обратный адрес.

Но такового не было. Как и, впрочем, вещей, которые могли бы принадлежать Анастази. Ни в скомканных газетных листах, призванных обеспечить целостность посылки, ни под ними.