Дочь Роксоланы. Наследие любви
Шрифт:
На успешного и уже богатого (такие слухи распространяются быстро) обратила внимание Ханзаде Султан, дочь Фатьмы Султан. Молодая вдова прекрасно понимала, что Рустем не задержится в третьих визирях; султан ценит его преданность и рассудительность, деловую хватку и умение делать деньги из того, на что другие и внимания не обращают.
Присмотревшись к визирю еще в Стамбуле, в Эдирне Ханзаде делала все, чтобы то и дело словно нечаянно сталкиваться с пашой. Мать поддержала старания дочери, потому Рустему пришлось прочувствовать основательный натиск двух родственниц своего Повелителя.
Ханзаде –
Михримах, обнаружив, что Ханзаде решительно настроена завоевать сердце паши, пришла в ярость, но Эсмехан напомнила:
– Паша не твой раб. Он волен выбирать себе жену, если это позволит султан.
Волен! Как это он волен?! Как он может выбрать кого-то другого? Это означало бы, что и Рустем-паша потерян.
Эсмехан снова разумно возражала:
– Михримах, он по-прежнему будет визирем и будет ездить верхом, только дома у него будет жена.
Почему Михримах никак не могла допустить вот этого – у Рустема-паши будет жена? Разве он не мог жениться в Диярбакыре или просто завести гарем? Почему все в душе протестовало?
– Ты просто считаешь его своей собственностью, а он уже давно не конюх, – вразумляла Эсмехан.
Но Эсмехан вышла замуж, и теперь все ее мысли и заботы о Мехмеде, Баязид после обрезания сидел дома, и Михримах чувствовала страшное одиночество. Не дожидаясь окончания праздничных гуляний, она запросилась домой.
– Повелитель, я уеду, чтобы потом не вязнуть в грязи среди множества обозов?
– Грустишь из-за того, что Эсмехан вышла замуж?
– Мехмед женился и остается в Эдирне. С кем я буду соревноваться в Стамбуле? – попыталась она отшутиться. Шутка вышла грустной.
– С Баязидом, он давно рвется доказать, что тоже силен и ловок.
– Он действительно силен и ловок, отец. Так вы позволите мне уехать?
Сулейман хоть и занят делами, успел заметить, что Ханзаде настойчиво обхаживает Рустема-пашу. В другое время не был бы против такого брака, отдал племянницу визирю, но султан заметил и другое – реакцию собственной дочери. Это только кажется, что Повелитель не замечает ничего и никого вокруг, что его мысли заняты более высокими делами. Сулейман все понял.
– Рустем-паша, поручаю вам проводить принцессу в Стамбул. Вы тоже устали от праздника?
– Как прикажете, Повелитель.
Сердца обоих скакнули, но все быстро испортила та же Ханзаде.
Услышав, что принцесса тоже собирается возвращаться, Михримах чуть не расплакалась. Рустем, узнав, что с ними поедет и Ханзаде Султан, нахмурился, но что он мог поделать?
– Я поеду верхом! – объявила Михримах.
– Я тоже, – согласилась дочь Фатьмы.
Она хорошо держалась в седле, правда, в женском, что не позволяло скакать быстро. В первый же день Ханзаде сильно устала и утром поднялась поздно, будучи разбитой. Не лучше чувствовали себя и три ее служанки, попросту болтавшиеся в седлах, как мешки.
Михримах злилась.
– Мы будем зависеть от этой рохли?!
– Куда вы торопитесь, Михримах Султан?
– Я, Рустем-паша, не желаю провести полжизни в караван-сараях из-за того, что
Ханзаде Султан не может держаться в седле! Впрочем, я вас не тороплю, вы можете оставаться и плестись с принцессой хоть шагом и по два часа в день. Я доберусь и одна со своими евнухами и своей охраной.Вообще-то, она права, Ханзаде не приучена к седлу, ей трудно, ни к чему было увязываться следом. Но можно высказаться не так резко.
Рустем вздохнул.
– Повелитель поручил мне сопроводить в Стамбул вас, я поеду с вами. А с Ханзаде Султан останется мой Малик-ага.
– В этом нет необходимости, Малик-ага может ехать со мной, а вы оставайтесь.
– Я сам решу, султанша, как мне быть! – разозлился Рустем.
Он не видел своей вины ни в чем, и нападки Михримах начали выводить из себя.
Оставив Ханзаде со служанками отдыхать, в Стамбул двинулись все же вместе. Злясь на саму себя, Михримах гнала лошадь, словно вознамерившись загнать ее совсем. На первой же остановке Рустем подошел к ней.
– Султанша, как бы и на кого бы вы ни злились, лошадь здесь ни при чем. Мы не гонцы, и так спешить вам некуда.
Она чуть не заплакала, но сумела сдержаться.
Принцессы хватило ненадолго, уже на следующий день она изводила Рустема, то и дело напоминая, что его сердце осталось в Хавсе, где, небось, до сих пор залечивает свои раны от седла прекрасная вдова Ханзаде Султан… Не замолчала даже, встретившись с бешеным взглядом паши. Рустем все чаще задумывался над тем, чтобы вернуться в Диярбакыр. Чем дальше от Стамбула и султанши, тем лучше.
Убедившись, что паша отвечать на ее колкости не намерен, Михримах замолчала, она лишь погоняла и погоняла лошадь.
Дома коротко пересказала новости о празднике матери, сообщила, что свадьба Мехмеда и Эсмехан состоялась, и ушла к себе.
В хаммаме долго лежала без сил. Хотелось смыть с себя что-то нехорошее, какую-то вину. В глубине души понимала, что за вина, но признаваться в этом не желала.
Рустем тоже навестил Роксолану, передал письмо Повелителя, рассказал о празднике и свадьбе несколько подробней. И тоже был сдержан и хмур.
– Что-то не так, паша?
– Нет, все хорошо, просто дел много накопилось за время празднования. Завтра уеду в Анатолию.
– Вас замучила принцесса? – догадалась Роксолана.
Он не стал жаловаться, просто покачал головой.
– Дела, султанша.
– И все же прошу вас подождать, пока вернется Повелитель, потом поедете.
Пришлось пообещать.
Михримах увидел у Хуррем Султан в кабинете на следующий день. Увидел и поразился: тихая, кроткая, грустная, словно всеми покинутая.
– Султанша, что-то случилось?
Она вскинула глаза, вздохнула.
– Я осталась одна. Даже верхом поездить не с кем…
Всего минуту назад Рустем был твердо уверен, что немедленно уедет подальше от Стамбула, но тут произнес независимо от своей воли:
– Если хотите, я поеду с вами…
– Правда?
Сколько раз потом он жалел, что предложил! Сколько раз потом радовался, что не уехал, не бросил все!
Горько жалел несколько дней, а с благодарностью вспоминал этот день всю оставшуюся жизнь.