Дочь Роксоланы. Наследие любви
Шрифт:
Глаз торговца любопытно косил на закутанную в ткани женскую фигуру, но спрашивать, кто это, не следовало. Рустем объяснил сам:
– Хадим-ага, султанша желала бы посмотреть на ваши изделия. Чтобы сравнить с теми, что предлагают ей в Серале.
Ювелир не просто согнулся вдвое; он разостлался под ногами Михримах так, что если бы на полу была лужа, замочить ноги не удалось. Уже через десяток секунд она сидела в уютной внутренней комнате лавки перед разложенными на столике подносами со всевозможными браслетами, а сам Хадим-ага поспешно выкладывал новые украшения.
Еще через пять
Выбрать было из чего. Понимая, что скоро голова начнет кружиться не от шума или жары, а от изобилия драгоценностей, Михримах покачала головой:
– Только браслеты.
Как по мановению руки феи, все остальное исчезло. И все равно выбрать было трудно, хотелось взять если не все, то очень многое. Выручил снова Рустем, он тихонько посоветовал:
– Султанша, выберите сегодня несколько под определенное колье и еще в подарок кому-то. Если вам понравится, мы еще приедем к Хадиму-аге.
Она вспомнила свое колье в рубинами, достойных браслетов к которому не было, и кивнула:
– Да, конечно.
Михримах быстро выбрала парные красивые браслеты, изящный браслет в подарок Эсмехан и вдруг задумалась о том, как будет платить. Абдулла приносил все во дворец, там расплачивался Касим-ага, а здесь как принято?
Рустем видно уловил ее сомнение, кивнул:
– Я распоряжусь, чтобы оплатили. Еще что-то? Не хотите ли сладостей? Здесь есть хорошие сладости, можем взять с собой…
Из лавки они отправились не туда, откуда пришли, а в другую сторону.
– Я больше ничего не хочу, Рустем-паша. Предпочла бы домой.
Рустем кивнул:
– Как пожелаете, султанша. Мы едем домой, только выйдем с другой стороны, там тише и карета уже там.
Он успел распорядиться, чтобы карету перевезли к другому выходу, тому, куда и следовало подъехать с самого начала. Здесь не было толпы, не кричали и не хватали за платье, предлагая какую-то снедь…
В тот же день Михримах рассказывала матери о своем посещении Бедестана. Хуррем Султан удивлялась:
– Но почему ты подъехала к рынку с другой стороны? Рустем-паша, как вы позволили Михримах Султан идти туда?
Рустем только усмехнулся:
– Я чуть задержался, а Михримах Султан решила, что я уехал без нее, и отправилась сама. Но я быстро догнал супругу. Зато она посмотрела другой Бедестан. Все обошлось хорошо.
Роксолана мгновенно все поняла и с улыбкой поинтересовалась у дочери:
– Поедешь еще?
Михримах, не задумываясь, фыркнула:
– В этот кошмар? Ни за что!
И встретилась взглядом с мужем. На мгновение, всего на мгновение в его глазах мелькнуло настоящее презрение, но Рустем-паша всегда умел держать себя в руках, он никому не давал спуска, отвечая остротами, хотя Михримах не высмеивал никогда, предпочитая уходить от разговора. Вот и теперь лишь усмехнулся,
больше не глядя на нее:– В Бедестане слишком жарко и шумно для султанши.
Роксолана перевела взгляд с дочери на зятя и обратно. И как он терпит ее капризы?
Когда Михримах ушла к Эсмехан делиться подарком, Роксолана поинтересовалась у зятя:
– Почему вы не приструните свою супругу, Рустем-паша? Я ожидала, что вы легко справитесь с Михримах Султан.
Тот склонил голову:
– Мне не нужна война в собственном доме, султанша.
– Но она же строптива!
– Когда-нибудь Михримах Султан надоест капризничать.
Роксолана только покачала головой:
– Дай Аллах вам терпения…
Как приручить строптивиц
Конечно, Михримах сказала, что больше не появится в Бедестане, только из строптивости. Вернее, она была в ужасе от толчеи и шума вокруг, когда её зазывали к своим столам и лоткам торговцы, от запахов и даже вони, сопровождающей любое скопление людей и смешанную торговлю. Как ни чистили и мыли торговые места специально выделенные слуги, да и сами продавцы, выветрить, например, запах свежевыделанных кож не удавалось даже ветрам с Галаты или Мраморного моря.
Для носика Михримах был вполне привычен запах кожи седел или конского пота, она не чуралась даже вони навозных куч, но вот людские немытые тела…
Но внутри рынка, где лавки ювелиров и других торговцев дорогим товаром, которые, оплатив дорогую аренду, могут позволить себе не выстаивать на солнце, а степенно беседовать с богатыми покупателями в соответствующих условиях, совсем иное дело. Там прохладно, тихо и пахло благовониями и цветами.
Бедестан манил Михримах против её воли, причем те самые дурно пахнущие для носика султанши ряды. Так бывает у детей, когда им страшно и очень хочется сделать что-то недозволенное. Как ни была своенравна принцесса, она понимала, что отправляться туда самостоятельно не стоит. Но как просить мужа после собственного презрительного заявления?
Рустем с интересом наблюдал за колебаниями жены. Он все понял: любопытную Михримах тянуло на рынок, но как осуществить это, она не знала. Паша дал супруге немного помучиться и однажды вечером предложил:
– Султанша, вы не хотите посмотреть новые украшения у Хадима-аги?
Стараясь, чтобы ответ звучал как можно менее заинтересованно, Михримах протянула:
– А у него есть что-то новое?
– Есть. Мы могли бы съездить туда, но если вам страшно от одного воспоминания о Бедестане, то я прикажу ему принести украшения сюда.
– Нет-нет, рядом с вами мне нестрашно.
Рустем сумел спрятать улыбку. Какой она все-таки ребенок! Ему очень хотелось поцеловать Михримах хотя бы просто в голову, прижать к себе, погладить по волосам, по плечам. Но он боялся спугнуть строптивицу, а еще боялся, что не сдержится.
Неудачный первый опыт вынашивания ребенка осложнил отношения; паша понимал: чтобы эта девочка раскрылась, принадлежала ему не только телом, но и душой, нужно действовать очень осторожно и терпеливо. Рустем был готов терпеть, чтобы Михримах ни на мгновение не пожалела о том, что стала его женой.