Дочь солнца. Хатшепсут

Одного храма. Внезапно он вспомнил эти крошечные святилища размером с чулан, не имевшие окон ни во двор, ни в святилище. В мозгу Сенмута тут же вспыхнул план — план столь дерзкий, что даже у него самого на мгновение закружилась голова. А почему бы и нет? Эти маленькие святилища устроены превосходно. Никто ничего не узнает... за исключением скульптора, от которого по окончании работы можно будет избавиться.

Чем больше Сенмут думал, тем совершеннее казался ему этот план. Он был легко осуществим. И прост, как всё гениальное.

Когда Сенмут повернулся и пошёл к своей колеснице, от его уныния не осталось и следа. Он с изумлением вспомнил день освящения храма. Тогда Сенмуту казалось, что он достиг всего, о чём мечтал.

ГЛАВА 9

Корзинщик коротко фыркнул, хлопнул себя по бедру и довольно подмигнул гончару, сидевшему в соседней палатке. Этот молодой незнакомец действительно очень умён, подумал он, пристально рассматривая худощавую мускулистую фигуру человека, опёршегося об угол его палатки и разговаривавшего со старым врачом Ранофером. Странный парень... корзинщик никак не мог его раскусить. Всё утро шатается по улицам, говорит то с одним, то с другим, как будто ему делать нечего. Но ленью тут и не пахнет. У лентяев таких глаз не бывает, а плечи у него что у портового грузчика. Корзинщик на мгновение задумался и пришёл к выводу, что молодой человек не может быть портовым грузчиком. Слишком сообразителен. Возможно, писец, хоть и без соломенного тюфячка. Как, бишь, он сказал, его зовут? Тот? Откуда-то с верховий. Может, ученик писца? Нет, слишком взрослый. Кстати, а сколько ему?

Проследив за направлением взгляда молодого человека, корзинщик хитро улыбнулся и вмешался в разговор:

— Эй, она и вправду миленькая, эта дочка пекаря! И тоже посматривает в твою сторону... Как так «ни к чему»? Это в твоём-то возрасте? Послушай, тебе никак не может быть больше двадцати восьми. — Корзинщик сиял, довольный собственной сообразительностью.

— Двадцать четыре, — ответил молодой человек.

— Да? А выглядишь старше.

– Ещё бы, — со странной улыбкой ответил собеседник.

Корзинщик непринуждённо откашлялся.

— Должно быть, твоя жена может соперничать с самой Хатор, если ты не засматриваешься на девчонку пекаря. Я так понимаю, что ты женат?

— Да.

— Ага, и имеешь пару-тройку ребятишек.

— Нет, ни одного.

— Ай-яй-яй! Как же так? — спросил старый врач, а корзинщик замер, вылупив глаза — Такой сильный, здоровый парень — и нет детей? — Он нагнулся к молодому человеку и понизил голос: — Твоя жена бесплодна? Не горюй, друг мой. Я знаю хорошее лекарство — папирус с заклинанием, растворенный в небольшом количестве вина...

— Она не бесплодна! — сказал молодой человек. В его глазах вспыхнул гнев, но тут же сменился другим, более спокойным чувством. — Честно говоря, когда мы обручились, моя жена была ещё совсем девочкой. Теперь ей девятнадцать, но я потратил слишком много времени, считая, что она всё ещё ребёнок. — Он посмотрел на другую сторону улицы и внезапно сказал, не дав корзинщику времени задать следующий вопрос: — Посмотрите-ка на этого нищего. Разве на нём не воинские сандалии?

Корзинщик сразу выпрямился и потянулся за тростником.

— A-а... это молодой Уп-вет. Кажется, когда-то он был телохранителем Прекрасного Бога.

— А сейчас стал оборванцем, — задумчиво сказал молодой человек. — Все почти забыли, что такое полные казармы и солдаты, одетые не в лохмотья.

Наступило неловкое молчание.

– Ну, — торопливо сказал старый Ранофер, — пойду-ка я. Нет времени стоять да целый день чесать языком...

— Постой, старина, — окликнул его гончар из соседней палатки. — Глянь-ка, идёт твой родственник, ткач.

Врач ахнул и тревожно посмотрел в ту сторону, куда указывал гончар.

— Ну, сейчас мы всё узнаем.

Он заторопился на улицу и перехватил мужчину средних лет с унылым лицом и вислым животом, пробивавшегося сквозь толпу. Через плечо ткача был перекинут узелок.

— Это Минемхаб, ткач, — объяснил корзинщик, увидев в глазах молодого человека немой вопрос. — Он ездил в Гермонтис, чтобы попытаться получить долг с великого вельможи Каутефа.

— Судя по его виду, он не преуспел, — заметил Тот.

— Нет. Я знал это заранее. Бедняга! Пойдём послушаем, что он расскажет.

Вокруг ткача, положившего узелок к ногам и что-то грустно объяснявшего Раноферу, уже собралось несколько человек.

— ...знал, что проку не будет, — говорил он. — Но жена сказала, что от попытки я не обеднею. А я обеднел. Два дебена за проезд и пять потерянных понапрасну дней, пока я ждал приёма...

— Он не захотел тебя видеть? — спросил гончар.

— Не он. Его управляющий не пустил меня на порог... Пять кусков отличного холста пропали. Прошло семь месяцев, а я не получил за них ни одной медной монеты.

Молодой человек, до этого внимательно слушавший, наконец открыл рот:

— А почему ты не подал жалобу в суд визиря?

— Суд! — Корзинщик уставился на него во все глаза, как и остальные.

— Друг мой, я бедный человек, — сказал ему ткач. — Этот долг разорил меня. Где я найду средства, чтобы обратиться в суд?

— Разве справедливость у богатых и бедных разная?

Присутствующие обменялись улыбками.

— Сразу видно, — сказал корзинщик, — что у тебя нет опыта в таких делах.

Молодой человек тревожно обвёл глазами лица окружающих.

— Да, опыта нет.

— Когда человек идёт в суд, — объяснил врач, — ему нужно золото, зерно или кожа, чтобы дать писцу, который составит жалобу. Писец вычтет из этого свою небольшую плату, а остальное передаст чиновнику суда, который возьмёт себе намного больше; остатки пойдут надсмотрщику над чиновниками...

— Но долг надсмотрщика заключается в том, чтобы не допускать подкупа!

— Ага... но без этого дела не делаются. Затем надсмотрщик разрешает передать жалобу хозяину записей — единственному человеку, который может вручить её судье. Теперь ты понимаешь, мой друг, что невозможно обращаться в суд без денег.

— Которых у меня нет, — горестно заключил ткач. — Пойду-ка я лучше домой...

Он вместе с врачом зашагал по шумной улице. Появление богатых зашторенных носилок, которые несли шесть нубийцев, рассеяло остатки толпы. Большинство вернулось к своим сделкам или работе, но кое-кто последовал за молодым человеком и корзинщиком к палатке последнего.

— И та же самая история происходит со сборщиками налогов, — заметил гончар. — Они берут себе почти столько же, сколько собирают для Её Величества.