Дочь Вороньего Короля

— Ага, — широко ухмыльнулся принц. — Волноваться за тебя? Даже не смешно.

Устин тепло улыбнулся племяннику.

— Не расхваливай меня, а то возгоржусь.

— Я бы с удовольствием взглянул на это, дядя.

Лариэс слушал непринужденный разговор двух Вентисов и ему в голову закралась крамольная мысль:

«А ведь из герцога мог бы получиться хороший король».

Нет, Щит принца и подумать не мог об измене королеве, но отрицать очевидное не получалось даже у него — ее величество Кэлиста Вентис не умела держать в узде свой горячий норов, из-за чего не раз и не два случались трагедии. И в этом отношении она разительно отличалась как от брата, так и от всех правителей, на которых Лариэсу удалось посмотреть за последние недели. И предельно корректная Кайса, и флегматичная, слегка не от мира сего Катержина, и суровый, но внушающий почтение Корвус. Всех этих людей объединяло одно — самоконтроль.

Обед, меж тем, подходил к концу, и герцог предложил.

— Думаю, что сегодня вам не стоит продолжать путь, что скажешь, племянник?

— Я того же мнения.

— Вот и хорошо, заночуйте в этом постоялом дворе, а завтра мы попрощаемся. Ты дал мне пищу для размышления.

* * *

Когда их небольшое импровизированное совещание закончилось, Лариэс, помня о данном слове, нашел владельца трактира и приобрел у того самую лучшую бутылку вина, которую только сумел раздобыть, после чего отправился к комнате Игнис. Вот только та была пуста.

Недолго думая, юноша вышел на улицу и проверил конюшню. Его догадки подтвердились — Кошмара не было в стойле.

Виконт тяжело вздохнул и принялся седлать своего коня. Здесь, под защитой гвардейцев герцога, принц был в полной безопасности, чего нельзя было сказать о девчонке, отправившейся непойми куда на ночь глядя. Нет, Лариэс совершенно не был удивлен — за свою недолгую жизнь он успел уже привыкнуть к особенностям мышления стихийных магов и к их импульсивности, а потому сразу же решил, что должен как можно скорее найти дочку Вороньего Короля и вернуть ее под охрану.

«Раз уж обещал защищать даже ценой жизни, следует выполнять клятву», — подумал он, выводя скакуна с постоялого двора.

— Лар, ты куда это на ночь глядя? — услышал он знакомый голос и обернулся.

Эрик вместе с Вилнаром, Индржихом и Бриллом — мастером двуручного фехтования — разместились прямо на земле, будто в постоялом дворе места не было, и увлеченно играли в кости. Рядом с ними лежал пузатый пивной бочонок, возле которого сиротливо ожидали своей очереди четыре кружки.

— Что-то ваша светлость не слишком заботится о чести рода, — ехидно заметил Лариэс.

— У рода нашей светлости честь исчезла как вид, наверное, лет двести назад, — фыркнул Эрик, демонстративно наливая себе пива в кружку и делая большой глоток, не дожидаясь, когда осядет пена.

Та, в свою очередь, тотчас же переместилась на подбородок графа, и он небрежным движением тыльной стороны ладони стер ее.

— Проблемы? — поинтересовался Эрик.

— Да ты сам одна большая проблема. Искренне не понимаю, как это отец не лишил тебя наследства и не передал все кому-нибудь из побочной линии.

— Это из-за моей неотразимости, — уверенно ответил граф. — Ну, или из-за того, что я в близких отношениях с наследником престола. Как думаешь, что вернее?

Лариэс ухмыльнулся и пожал плечами.

— А может, — продолжил Эрик, — дело заключается в том, что ему просто некогда. Таскать по паре девок в сутки в постель — весьма утомительное занятие.

— По паре? — не выдержал Индржих.

— Любит он это дело, — рассмеялся Эрик, и добавил, уже серьезнее. — Лар, а ты, собственно, куда направляешься?

— Пытаюсь понять, куда девалась дочка Вороньего Короля.

— А-а-а, сразу бы так и сказал. Ее высочество направилась во-он туда, — махнул рукой Эрик.

— Уверен? — Лариэс с сомнением покосился на пивной бочонок.

— А что, у нас тут избыток роскошно одетых девиц в серебряных масках? — ответил вопросом на вопрос граф.

— Уел, — хмыкнул виконт, — ладно, не скучайте, скоро вернусь.

Сказав это, он вскочил в седло и пустил коня рысью, надеясь, что принцесса не удумала далеко уехать от деревни.

Его опасения развеялись буквально спустя несколько минут — Игнис нашлась возле того самого поля, на котором герцог вызвал дождь. Она сидела, держа в руках колосок, которым водила по влажной земле.

Услышав стук копыт, она обернулась, но узнав Лариэса расслабилась и приветливо кивнула виконту.

— И почему я не удивлена?

— Ваше высочество, — Лариэс спешился и, поняв, что вновь совершает старую ошибку, поправил себя, — Игнис. Тебе опасно покидать охраняемую деревню, мы не знаем, где сейчас могут быть культисты и что они задумали.

Она вздохнула.

— Удовлетвори любопытство: ты всегда такой зануда, или только по четным дням недели?

— Всегда, когда речь идет о безопасности. Я до сих пор не могу простить себя за ту оплошность в постоялом дворе. Должен был проверить все, но подумал, что раз Непобедимый пьет тут уже несколько дней, то место безопасное. Это — непростительно. Я больше не допущу таких грубых просчетов.

Игнис слушала его, наклонив голову, и, наконец изрекла.

— Я просто хотела побыть одна.

— Почему именно тут?

— Просто так.

— И это никак не связано с тем, что мы увидели днем? — Лариэс присел рядом, держа в руках бутыль с вином.

Девушка взглянула на него и улыбнулась.

— Все-то ты замечаешь.

— Игнис, тебя гнетет что-то?

Девушка задумчиво провела колоском по пальцам, и сказала:

— Мой дар позволяет лишь убивать. Пламя, что подчиняется моей воле, не способно удобрить землю, оно не может справиться с засухой, не в состоянии отвести воду, вышедшую из берегов. Оно лишь пожирает плоть и оставляет обугленные кости. Я создана для того, чтобы убивать, и не могу как принц или его дядя творить добро, понимаешь?

— Не соглашусь, твой дар способен приносить пользу. Ты можешь разжечь пламя в доменной печи и поддерживать его горение. Любой кузнец за подобное умение продаст душу Сатане! Ты можешь указать дорогу ночью, можешь осветить побережье для кораблей. Моряки и купцы будут безмерно благодарны человеку с подобными талантами. Наконец, ты можешь потушить пожар, ведь огонь подчиняется твой воле, разве не так? А значит, земля, защищаемая тобой, никогда не познает на себе силу всепожирающей стихии…

— А ты поэт, — слабо улыбнулась Игнис.