Дочери Лалады. (Книга 3). Навь и Явь
Шрифт:
– Надо проверить одну догадку, – уклончиво ответила Светолика.
– Мой муж называл меня паучишкой, – пробормотала Берёзка. – Оттого что я много пряду.
– Вот и сбылись мои сны, – само собой вырвалось у Светолики, чьё сердце будто провалилось в сладкую, медово-вязкую глубину счастья.
Губы Берёзки задрожали, а глаза распахнулись, будто окна, ведущие в светлый летний день. Её пальцы похолодели в руке Светолики, и княжна дохнула на них, согревая.
– К-какие сны? – пролепетала гостья с запада.
– Думаю,
Берёзка открыла глаза навстречу золотому осеннему дню, полному яблочно-медового света. Первая же мысль, которая кошачьи-мягко закралась в голову, согрела душу: встреча случилась. У голоса из вишнёвого сада появилось лицо, тёплые сильные руки и лучистая, чарующе-клыкастая, колдовски-притягательная улыбка. Из всех прекрасных женщин-кошек княжна Светолика была самой-самой… Берёзка не могла подобрать слово, которое выразило бы тот горячий, мучительный и сладкий комок чувств, что мячиком вертелся под рёбрами, заставляя сердце биться чаще, а язык – заплетаться.
Чёрный платок, сложенный на застеленной алым бархатом лавке, печальным ветром ворвался в мысли юной вдовы. Прошло так мало времени со дня гибели мужа, а она уже загорелась страстью… Хмурясь, Берёзка пристыдила себя, но от правды нельзя было отмахнуться, как от надоевшей мухи: Первуша был славным парнем, но выходила она за него без любви, молча страдая по Цветанке-Зайцу. Она покорно жевала пирожок под названием «стерпится-слюбится», и тот ложился в желудок, не затрагивая сердца. А оно, измученное и усталое, уже не ждало ничего нового, светлого и живительного – просто тихо тлело, вместо того чтобы сиять.
Нет, нельзя сажать в землю, которую Первуша напоил талой водой, семя нового солнца. «Вода должна высохнуть, а боль – отпеть свою песню», – шептал чёрный платок, заковывая душу в ледяные кандалы скорби. С тоской Берёзка устремила взор на блюдо с румяными яблоками, стоявшее на столике в луче света; и хотело бы солнышко откусить кусочек от наливного бока, да не могло, только блестело на гладкой кожице, точно воском натёртой. В одной сорочке, с распущенными косами, в которых засеребрились первые зимние ниточки горя, Берёзка подошла к столику и взяла красивый и соблазнительный плод. Все они были как на подбор крупные, тяжёлые, источавшие щемяще-светлый, сладкий дух. Хрум… Сок брызнул во все стороны, а белая рассыпчатая мякоть таяла во рту.
– Что, вкусные яблочки? – холодным сквозняком ворвался в комнату неприветливый девичий голос.
Вздрогнув от его хлёсткости и враждебности, Берёзка обернулась. В опочивальне она была уже не одна: на неё смотрела темноглазая смуглая красавица с невероятной толщины косой, в которой мерцали нити бисера. Недоумевая, откуда в глазах незнакомки столько горького яда, Берёзка неуверенно ответила:
– Яблоки хороши, благодарю. – И, откопав в памяти слова поизысканнее, спросила: – А кого я имею честь лицезреть?
Свежие и яркие, как ягодки малины, губы красавицы дрожали и кривились. Она выплюнула Берёзке в лицо:
– Ты имеешь честь лицезреть законную избранницу княжны Светолики, девчонка. – Стуча каблучками, девушка пересекла комнату небрежно-величавой походкой и остановилась напротив Берёзки. – Я – законная, заметь! А ты –
самозванка, невесть откуда взявшаяся. Даже не мечтай о том, чтобы занять моё место!– Прости, госпожа, но я не понимаю, – сдержанно ответила Берёзка, пытаясь отгородиться от потока злости невидимым щитом, но слова «законная избранница» неприятно вонзились ей в сердце неожиданным шипом.
Смуглянка, неприязненно кривя очаровательный рот и меча глазами колючие молнии, прошипела:
– Врёшь, всё ты понимаешь! Я слышала, как ты ворковала с моей избранницей про сны! Так вот, заруби себе на носу: я её наречённая, я, а не ты! Ежели ты не уберёшься отсюда немедля, я тебе глаза выцарапаю!
От слов законная невеста княжны незамедлительно перешла к действиям: остроту её коготков Берёзка тут же испытала на себе. С кошачьим воем девица бросилась на молодую ведунью, норовя впиться ей в лицо, но успела только оцарапать щёку. Кто-то сзади обхватил её, обездвиживая руки, а она билась и верещала:
– Пусти! Пусти, я её задушу… Дрянь, дрянь, дрянь!
Спасительницей Берёзки оказалась русоволосая молодая женщина в длинной вышитой рубашке и надетом поверх неё тёмно-красном кафтанчике с кушаком. Впрочем, одной ей было непросто удерживать взбесившуюся невесту Светолики, и она крикнула:
– Стража! На помощь!
В тот же миг в опочивальню ворвались кошки-охранницы и перехватили у неё бьющуюся девицу. Из их сильных рук та уже не могла вырваться, хоть и извивалась змеёй, визжа до срыва голоса. Её красивое личико налилось натужной краснотой, на щеках блестели мокрые ручейки. Её выволокли из комнаты, а Берёзка и незнакомка вслушивались в удаляющиеся истошные вопли драчливой красотки.
Незнакомка заговорила первой.
– Давай, я тебе царапину водичкой из Тиши обмою, – предложила она приветливо. – Заживёт уже к следующему утру.
Её красота была не столь вызывающе-ослепительна, как у бешеной смуглянки, но сияла мягким внутренним светом, одухотворённая и кроткая. Большие серо-зеленоватые глаза казались грустными, даже когда она улыбалась – наверно, из-за длинных ресниц, не загнутых вверх, как у всех, а поникших долу.
– Благодарю, – пробормотала Берёзка.
Женщина, пообещав скоро вернуться, выскользнула из опочивальни, а Берёзка, сражённая, осела на постель. Её сердце, ещё недавно весёлой пташкой прыгавшее в груди, будто вынула ледяная безжалостная рука, а с помертвевших уст был готов сорваться стон. Доколе судьба будет издеваться над ней, сперва маня сияющими надеждами, а потом отнимая этот свет и оставляя её в пустоте и мраке безысходности?
– Я – Зденка, названная сестра княжны Светолики, – представилась грустноглазая женщина, входя в комнату с драгоценной чашей, полной воды.
Смочив тряпицу, она осторожными движениями принялась промокать горящую полоску на щеке Берёзки – след от ногтя. Её светлая, как летнее небо, доброта смягчила душевную боль девушки, и та нашла в себе силы спросить:
– А что это такое – Тишь?
– Это священная река, которая сетью опутывает подземное пространство Белых гор, – охотно пояснила Зденка, отжимая тряпицу. – Её чудесная вода напитана силой Лалады и поистине живительна. Не беспокойся, от царапины и следа не останется.