Дочери Темперанс Хоббс
Шрифт:
Ливви поставила корзину на широкие половицы. Может, Гуди все же не заметит, что корзина пустая и рваная. Девочка проживала в доме родственницы и была обязана подчиняться и приносить пользу.
Гуди Редферн подошла к кухонному очагу, пошевелила кочергой угли и помешала варево в висящем над огнем чугунке. Пахло луком, овощами, картофелем и куриным жиром.
– Давай, иди к матери, – не оборачиваясь, сказала хозяйка.
Ливви доковыляла до лестницы и принялась устало карабкаться наверх, помогая себе одной рукой, второй прижимая к синяку припарку.
На чердаке царил полумрак. Внутрь свет просачивался лишь сквозь щели вокруг чердачной крышки и между половицами. Было сыро и тепло – после холодного дня воистину облегчение. Снизу доносился звон кухонной утвари, шуршание, чихи и мурлыканье
– Мама? – тихонько позвала девочка.
Когда глаза Ливви привыкли к темноте, она смогла разглядеть смутные очертания крупной фигуры на соломенном тюфяке в дальнем углу. То была ее мать, Анна. Она лежала на боку, зажав ладони между ног. Ливви угадывала лишь плавную линию бедер матери, выпирающие плечи и подтянутые к груди колени.
Девочка двинулась вперед, стараясь ступать мягко и беззвучно. Она опустилась на колени и улеглась на тюфяк. Солома слегка хрустнула под ее небольшим весом. По сену над головой вприпрыжку пробежали мыши. Малышка прижалась к спине матери и аккуратно обняла ее. Колкое шерстяное платье Анны источало знакомый запах, который так любила Ливви, – солодки или аниса, мускатного ореха и терпких трав. Анна взяла руку дочки и прижала к щеке.
– Нам нужно уехать завтра, – сказала она.
Они добирались сюда среди суровой зимы много месяцев по испаханным застывшими колеями, испещренным ледяными лужами дорогам. И все ради того, чтобы пробыть у Гуди Редферн каких-то несколько недель? Мама Ливви практически не выходила из дома. Да что там… практически не спускалась с чердака. Гуди Редферн относилась к присутствию Хасселтайнов в своем доме неоднозначно. Она явно не была им рада, но и не выгоняла. Подобное отношение частенько величают добротой.
Ливви провела пальцами по убранным назад волосам матери. Девочке хотелось узнать причину скоропостижного отъезда, но она боялась показаться нахальной.
– А куда мы поедем? – издалека зашла Ливви.
Анна перевернулась на спину. Матери было всего-то чуть больше сорока: бледная женщина с утомленными заботами глазами. Прямой нос усыпали веснушки. Ливви тоже была белокожей обладательницей веснушек, из-за которых складывалось впечатление, будто ее лицо забрызгали капельки грязи.
– Девочка моя, что случилось? – спросила Анна, увидев лицо дочки.
Глаз бедняжки уже практически не открывался. Ливви снова прижала к ушибу припарку.
– Я поскользнулась.
Анна плотно сжала губы.
– Нет, это не так, – упрекнула она, погладив дочку по волосам, и осторожно провела подушечкой большого пальца по ее пурпурному веку. – «Потоки вод изливает око мое о гибели дщери народа моего», – процитировала Анна Плач Иеремии.
Ливви уже слышала, как мама произносила эти строчки на богослужении в Пендл Хилл.
После того как трон возвратили истинному королю, а тело самозванца провезли по улицам, пуритан вроде Хасселтайнов в деревнях не слишком жаловали. Им, островкам твердой морали, приходилось прятаться по углам, сторонясь папства и его мерзкой распущенности, вызывая у Короны подозрения. Однако помимо этого было что-то еще. Всю жизнь, насколько припоминала Ливви, ее семья старалась держаться в тени. Была здесь некая покрытая мраком тайна. Из-за чего они столь внезапно покинули Ланкашир и отправились в Эссекс, в эту дыру под названием Истторп? Этому предшествовали какие-то толки, косые взгляды, грубые слова и отвратительные часы у позорных столбов, к которым приковали Ливви и Анну, предоставив соседям возможность над ними поглумиться. И однажды ночью Роберт Хасселтайн усадил семью на телегу поверх скрученных простыней, старых обносков и сундука с посудой, и они уехали, ни с кем не попрощавшись. По пути Хасселтайны время от времени останавливались в торговых городах и практически не общались между собой.
И вот снова пора уезжать.
Ливви была не против отъезда. Вдруг они решили вернуться домой?
– Мамочка? – позвала она. – Так куда мы завтра уезжаем?
– В Ипсвич, – ответила Анна, но каким-то странным тоном.
Ипсвич был портовым городком и находился недалеко отсюда. На телеге ехать день-два. Если не выпадет снег.
Но в Ипсвиче у Хасселтайнов
никого нет. Они будут там чужаками.– В Ипсвич? – переспросила Ливви.
– Да, моя радость, – подтвердила Анна. – А оттуда в мирный край, в место, которое в буквально смысле означает «благополучие». В этой пустыне мы зародим новый Сион.
– Где же это?
Ливви уселась. Собственный голос казался девочке тихим и отдаленным. Анна нежно заправила прядь дочери за ухо. Низенькая собачонка с продолговатым туловищем улеглась на ноги хозяек, согревая их.
– В Массачусетсе, – невозмутимо ответила женщина. – Деревенька под названием Салем.
4
Конни оперлась локтями о барную стойку паба «У Абнера», любуясь глубоким янтарным отливом коктейля «олд фешн» [16] . Кубик льда уже растаял, по дну перекатывалась мараскиновая вишенка.
– Может, попробуете что-нибудь другое? – спросил Абнер.
– Что-что? – переспросила Конни.
По стенке бокала побежала капелька конденсата, и Конни поймала ее большим пальцем.
– Мне кажется, вам не понравилось. – Абнер указал на коктейль.
– Нет-нет. Все в порядке, – ответила Конни. – Но я бы не отказалась от начос.
16
«Олд фешн» – коктейль на основе бурбона, скотча или виски. Как правило, украшается долькой апельсина и коктейльной вишней.
В этих отвратительных кукурузных чипсах явно что-то было. У Конни начинала выделяться слюна при одной лишь мысли о них. Этот плавленый искусственный сыр, консервированные оливки и кусочки халапеньо… Зази подняла бы ее на смех, если бы узнала.
– Конечно, дитя мое.
Конни знала, что Абнер всех так называет, потому как не может запомнить столько имен. Но ей все равно нравилось, что владелец старался создавать некую иллюзию близости с посетителями. Также ей нравилось и то, что хоть в чьих-то глазах она все еще подходила под категорию «дитя».
Конни покрутила бокал на подставке. Камень на запястье дребезжал при любом движении. Словно колокольчик на кошачьем ошейнике, предназначенный для предупреждения маленьких пташек об опасности. Теперь незамеченной Конни ни к кому не подкрадется. Не то чтобы она стремилась к кому-нибудь подкрасться, но все же. Это смущало само по себе.
– Бу! – взорвался у нее под ухом молодой женский голос.
От неожиданности Конни ахнула. Обернувшись, она увидела озорные глаза и щеки с ямочками. Это была подруга Конни, Лиз Дауэрс.
– Боже… Я чуть коньки от страха не отбросила.
– Прости, не смогла удержаться. – Лиз заняла барный стул рядом с подругой и жестом показала Абнеру, что тоже не прочь отведать «олд фешн». – Ты так ушла в свои мысли, что я уже думала стащить твой ноутбук, чтобы проверить, заметишь ли ты.
Подруги жили в одной комнате во время учебы в аспирантуре. Конни изучала американскую колониальную историю, а Лиз антиковедение. После аспирантуры Конни пустилась прокладывать себе путь в профессуру, самозабвенно преследуя одну-единственную цель в ущерб семейному счастью. Лиз же заплыла в тихую гавань музейной жизни, бросив якорь в отделе Средневековья Гарвардского художественного музея. Сейчас она занимала должность помощницы хранителя. А по специальности была… О, боже… Специальность Лиз была настолько таинственной и специфичной, что Конни не до конца могла ее осмыслить. Что-то про иллюминированные рукописи [17] . И поэзию? Да, вроде все так.
17
Иллюминированные рукописи – рукописные средневековые книги, украшенные красочными миниатюрами и орнаментами.