Дочери Волхова

И тут же Велем с беспокойством подумал о Дивляне – он всю дорогу только о ней и думал. Ему уже приходило в голову, что миновать Словенск по пути к Плескову она и Вольга никак не смогут, а Вышеслав, если только проведает о побеге, непременно вмешается. И к чему это приведет? Помощи для себя от словенской старейшины Велем не ждал, а о плохом не хотел и думать. Поэтому теперь он лишь крикнул своей дружине и сам с удвоенной силой налег на весло, подавая пример, – а на месте будет видно.

– Вот они! – Гребень первым заметил две знакомые лодьи – те самые, Вольгины, которые теперь лежали на берегу под холмом. – Здесь Вольга!

– Только ты… Если драка выйдет, Вольгу-то насмерть не убей! – предупредил Велема осторожный Тешата. – Не хватало еще, чтобы потом князь Судислав с нас его кровь взыскивал.

– Уж оно конечно, – отозвались парни, неоднократно пившие и гулявшие вместе с плесковичами, а совсем недавно вместе с ними бившиеся против руси. – Они люди-то почти свои, вот их угораздило! Как леший попутал!

– Тут подерешься! – бросил Нежата. – Вон людей-то сколько! Весь Словенск собрался. А если все словенские за них, тогда как?

– Пусть попробуют! – злобно бросил непривычно мрачный Велем, который в эти дни совсем не пел и почти молчал. – Нет такого закона, чтобы кровным родичам похищенную девку не отдать! Пусть-ка не отдадут – боги в своем же святилище их проклянут!

А в Перыни разворачивалось торжество, которого священная гора не видела уже около семидесяти лет. Когда сама Дева Ильмера пожелала видеть плесковского княжича Вольгу, его к ней проводили немедленно – он с самого рассвета околачивался возле воротных столбов. К его приходу Дивляна уже сидела на лавке. На ней все еще была исцельная рубаха, но она чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы встать, умыться и переплести заново косу – правда, в этом ей помогла Тиховея. Беглянка еще не совсем окрепла, однако при виде Вольги ахнула и попыталась встать. Вольга немедленно бросился к ней и крепко обнял девушку. Обхватив его руками и крепко прижавшись, Дивляна чуть не плакала от радости, а Вольга, торопливо покрывая поцелуями ее лицо, только бормотал:

– Искорка ты моя… Ласточка моя небесная…

Добролюта, глядя на них, кивнула сама себе. Все ее догадки подтверждались: эти двое бежали от родни девушки, имея в виду женитьбу «украдом». И это даже хорошо. Если бы Вольга увез Дивляну из дома по всем правилам, отпущенную, благословленную родом и соединенную с ним, как подобает невесте, то ей было бы гораздо сложнее занять место Девы Ильмеры. Сейчас же она оставалась просто девушкой, незамужней и необрученной. Все права на нее оставались у ладожского отцовского рода, и Вольга ни в коей мере не был властен решать ее судьбу.

Вольга и Дивляна тем временем, сидя на лавке в обнимку, шепотом торопливо пересказывали друг другу свои приключения.

– Что теперь-то? – спрашивал Вольга. – Меня, пока ты сама не позвала, и пускать к тебе не хотели – уж как я рвался, как эту мать умолял! – Он мельком кивнул на Добролюту. – Ни в какую! Но чего они от тебя-то хотят? Чтобы ты тут, в Перыни, навек осталась?

– Навек, не навек! Прежние Девы Ильмеры замуж все выходили. Побудут немного – и замуж. Запрещать никто не станет, нельзя же Леле вечно в девках оставаться, надо Ладой становиться и плоды приносить. А я вот что думаю! – Рядом с Вольгой Дивляна совсем ожила, и у нее появились вполне разумные мысли. – Ярушку люди замуж не пустили, потому что она – Дева Альдога. А раз теперь я – Дева Ильмера, то и меня не пустят! Как же так – семь десятков лет словеничи ждали свою Деву Ильмеру и теперь должны к полянам ее отослать, за край света? Не позволят люди такого!

– Поляне полянами, и леший бы с ними. Но я-то как же?

– Послушай сперва! Я стану Девой Ильмерой. Тогда поляне пусть хоть шишигу болотную своему князю сватают, а меня им не видать. Поживу тут годик-другой, а потом и сватайся. Удерживать не станут. Вот у нас все и сладится.

Дивляна даже засмеялась от радости, видя, что нашелся такой хороший путь к разрешению всех сложностей.

– Ого! Годик-другой! – Вольгу ничуть не обрадовала мысль о такой долгой отсрочке. – Да я к той поре седеть начну!

– Но все лучше, чем никак! Вольга, соколик ты мой! – Дивляна поцеловала его и ласково провела пальцами по спутанным в дороге русым кудрям, которым, конечно, седины ждать предстояло еще очень долго. – Ну, выходит, повременить нам придется. А иначе – нагонят нас мои или сами словеничи меня назад родичам отошлют. А так – никто нас не тронет, а мои еще обрадуются, что у них две дочери богинями избраны. Сейчас первое дело – чтобы поляне без меня уехали. А там, может, – она почти прижалась губами к его уху и горячо зашептала, – а там, если даст Лада, я понесу, тогда меня сразу отсюда отпустят, потому что молодуха в тяжести Лелей уж никак не может быть! Нам с тобой только полянское сватовство переждать. Потерпи немного, и тогда мы с тобой навсегда вместе будем.

Вольга без охоты смирился с отсрочкой своего счастья, которая могла растянуться на несколько лет, но это все же было лучше, чем отпустить Дивляну в Киев и потерять навсегда. Он больше не возражал, и Дивляна объявила Добролюте, что согласна принять имя Девы Ильмеры.

И вот запылали высокие костры во всех восьми лепестках рва, подножия холма собралась пестрая толпа и все росла, чтобы вот-вот хлынуть наверх, как в могучее половодье, и затопить вершину. Больше нельзя томить людей слухами, нужно показать им Деву Ильмеру.

Новообретенную богиню попарили в бане и одели в сорочку, обильно вышитую священными узорами. Ее приготовила для своей будущей преемницы еще Благочеста, и с тех пор она хранилась в ларе целых семьдесят лет. Но хорошему плотному льну время нипочем, к тому же рубаху порой проветривали, так что теперь ее только окурили очищающими травами и поднесли новой долгожданной хозяйке. Волосы Дивляны распустили и расчесали, украсили венком. Потом покрыли белым шелковым покрывалом, вроде того, что носила в Ладоге по священным дням Яромила-Леля.

Два старших сына Вышеслава, подпоясанные свадебными полотенцами, на руках принесли девушку к идолу Лели. Народ, заполнивший площадку святилища и склоны холма, встретил Деву Ильмеру громким ликующим ревом, ибо при ее приближении хворост, заново сложенный на жертвеннике, вновь вспыхнул сам собой!

Дивляну поставили перед жертвенником, но не прямо на каменную вымостку, а на широкое белое полотно, тоже нарочно для этого случая изготовленное и хранившееся долгие годы вместе с рубахой. Квадратное, оно было покрыто знаками защиты, обращенной на все четыре стороны света, знаками единения начал и зародыша, который воплощает богиня Леля, и прочими священными узорами. В самой середине был вышит знак Солнцевой Девы и четырех сторон света – именно на него встали ножки новой избранницы богов, словно рассылающей свою силу по всем направлениям.

Миг – и покрывало взлетело вверх! Свет и воздух обрушились на Дивляну, оглушив ее, и она пошатнулась, невольно закрыла лицо руками. Ее тут же подхватили и не дали упасть, а вокруг раздался мощный многоголосый вскрик. Чьи-то руки мягко отвели от ее лица ладони.

– Погляди на людей, Дева Ильмера, не бойся, – услышала она смутно знакомый женский голос, звучавший по-матерински тепло и заботливо.

Дивляна осторожно раскрыла глаза и глянула вперед. И первое, что она увидела, было сияющее ожерелье – гривна, обруч из чистого золота, украшенный знаками огня и солнца. Гривна лежала на каравае хлеба, каравай – на вышитом рушнике, а доску с рушником держали две жрицы, Девясила и Родочеста.