Дочери Волхова

– Ну, слава богам! – согласился Вышеслав, скрывая некоторое разочарование. – А то ведь была бы беда какая – в святом месте, на Перыни…

Но тут из избы показался Велем, ведущий за руку Дивляну, и Вышеслав обернулся к ним. При виде этих двоих народ загудел. В окрестностях Словенска уже носились смутные слухи о похищении, и теперь люди стали понимать, как новоявленная Солнцедева попала на Ильмерь. Повод для кровавого раздора между двумя такими знатными родами неминуемо привлек бы общее внимание, а дела Девы Ильмеры, разумеется, словеничи считали своими собственными заботами. Древние сказания о похищении Солнца и борьбе за него разворачивались у них на глазах, в яви.

В большой избе Хотьши Дивляна тут же залезла на полати и отвернулась к стене. Весь остаток дня она проплакала, и у нее чуть было снова не началась лихорадка, но Хотьшина жена Вояновна, обученная мудрой свекровью, заварила ей сон-травы, которая сразу и успокаивает, и усыпляет, и снимает жар, так что уже в сумерках Дивляна наконец заснула. Велем все это время старался не попадаться сестре на глаза, чтобы не расстраивать еще больше. Первый порыв негодования прошел, он сидел хмурый и неразговорчивый. Вернуть сестру домой было необходимо, но он жалел ее и гневался на Вольгу, который заварил всю эту кашу. В Плескове ему, что ли, невест мало? И надо было ездить в такую даль, дурить голову девке, за которой сваты приехали аж из полянской земли, с края света.

И тут еще она оказывается Девой Ильмерой!

С ума можно рехнуться, если начнешь думать, как все это разгребать! Велем хотел одного: поскорее очутиться вместе с сестрой дома, а там мать с отцом и прочими мудрыми родичами придумают, как теперь быть. Как обращаться с ней, он не знал: то ли утешать, то ли бранить и презирать негодяйку, опозорившую род своим неповиновением и чуть не сделавшую родного отца обманщиком, ославленным на весь свет!

На следующее утро словенская старейшина собралась к избам Вышеславовой связки. Под открытым небом гудел многоголосый говор. Явились отцы семейств, некоторые привели с собой женатых сыновей. Вон Городиша, муж Добролюты, всех четверых своих дубов привел, с неудовольствием отметил Вышеслав при виде этих пятерых, которые и правда возвышались в толпе, будто небольшая дубовая роща.

Всех волновало, что теперь будет с Девой Ильмерой. Не успели словеничи порадоваться ее обретению, как прошел слух, что брат намерен как можно скорее увезти ее назад к родителям!

– Как быть-то, Вышеславе? – кричали со всех сторон. – Неужели отдадим ладожанам нашу деву?

– Не отдадим!

– Не для того она нам богами светлыми дадена, чтоб взять и отдать!

– Вот так не отдать! – передразнил Городиша. – А не за так ты, Медыня, стало быть, отдашь? Почем возьмешь – за две коровы? Или за четыре? Ведь не простая девка как-никак!

– А пусть-ка сама Ладога нам выкуп за нее дает! – нашелся Медыня, один из самых ловких словенских торговцев, чаще всех пускавшийся в опасное путешествие с товаром через Ильмерь и дальше вверх по Ловати. – Так по правде будет!

– Да опомнись! Благословением богов торговать хочешь! – напустились на него соседи. – Ни так не отдадим, ни за выкуп не отдадим! Боги ее к нам привели, она теперь наша!

– Да вы подумайте головами своими! – возражал Городиша. – У тебя, Войнята, на плечах-то что – голова или горшок, криво слепленный? Девка у отца-матери в Ладоге жила. Плесковский Судиславич ее украл. Бывает, случается. Да теперь брат родной их догнал. Девка краденая? Краденая. И коли мы родному брату ее забрать не позволим, выйдет, будто мы краденое нашли и не отдаем! А за такое что по правде полагается? Вышеня, ты все законы и поконы знаешь, объясни-ка, а то тут народ сомневается! Что, Молвята, двенадцать гривен за увод девки платить будем всей волостью или как?

– Да разве мы увели? – возмутился Молвята. – Судиславич увел, пусть Судислав плесковский и платит!

– Коли не мы увели, а у себя держим, то отдать надлежит! Какое же уважение к покону у племени словенского будет, если мы, старейшина ильмерская, хуже татей будем? Только попробуй этих дурней поддержать, Вышеня! – пригрозил Городиша. – Враз и Красеня, и Остряха такой вой поднимут – чурам на небе жарко станет!

– Соберем мы, мужи словенские, посольство в Ладогу! – решил наконец Вышеслав. – Поедем с вами да сами с родичами Огнедевы потолкуем. Может, выкуп им предложим. – При этих словах Медяня досадливо скривился. – Может, обменяем на кого…

– Это на кого же? – подбоченясь, недоверчиво спросил Городиша.

– А у нас, что ли, девок мало?

– У тебя-то и верно, немало. Пока всех пристроишь, ноги стопчешь.

Четверо его сыновей при этих словах дружно грохнули хохотом, и многие засмеялись вместе с ними.

– Особенно когда с лица они… ничего себе! – добавил болван Воротило.

Согласившись с предложением Вышеслава, народ разошелся по своим избам. При Вышеславе остались только брат Доброкрай – второй, Родослав, еще не вернулся из Ладоги, куда уехал провожать полянина Белотура, – и старшие сыновья троих братьев.

– Есть тут замысел один, – негромко начал Вышеслав, убедившись, что за столом в полутемной избе сидят только самые близкие, доверенные люди. – Как нам и Деву Ильмеру у себя оставить, и в иных делах не прогадать…

Чего хочет в этом сложном деле он сам, Вышеслав давно уже понял. И отъезд Домагостевой дочери в Киев, и ее брак с Вольгой для него были одинаково невыгодны, поскольку в любом из этих случаев Ладога приобретала могучего и полезного союзника. И в голове Вышеслава созрел хитроумный замысел, который позволял лишить соперников всех преимуществ и захватить их самому.

– Вольга Судиславич – парень упрямый, – говорил он с намеком, переводя взгляд с одного ближайшего родича на другого. – Он просто так не отступится. Ему бы только на ноги подняться. Ну, пока сама Дева Ильмера не оправится, время у него есть. А как на ноги встанет, то снова за нею кинется. Надо ему чуть-чуть помочь. Родичи же мы. А если что, то и вступимся… Вот ты, сыне, – он посмотрел на старшего сына, – вступишься, если шуря твоего того…

– Что – того?

– Убьют если! Что, что…

– Само собой, – согласился Прибыня. – А как иначе?

– Вот и молодец! – одобрил Вышеслав. – Теперь глядите. Домагостич сестру повезет домой. А Судиславич, допустим, их догонит. И ты, Прибыня, по родству тоже ему помогать будешь. И, скажем, так Перун решит, что Домагостич Судиславича убьет. Тот парень здоровый, а у этого в голове не совсем еще прояснилось. А после того ты, сыне, за шуря отомстишь. И останется нам только Деву Ильмеру под белы руки взять и назад в Перынь отвести.

– Это ты хочешь… обоих погубить? – ужаснулся Доброкрай.

– А я-то что? – Вышеслав прямо-таки обиделся. – Вольгу убьет Домагостич. Не справится сам – поможет кто-нибудь. Стрелу вынуть – и разбирай потом, чья была стрела. А за шуря мстить – законное дело. Даже и не убийство вовсе.

– Так ведь это – война с Ладогой!

– Да не очень-то ладожане разбегутся воевать, когда Домагостева дочь у нас будет. Помиримся. Свою девку им отдадим взамен. А другую – полянам. Чем Острянка хуже?

– Вот это правильно! – воскликнул Доброкраев сын Ходила. Он всю жизнь не ладил с двоюродной сестрой, и молодая жена его с ней постоянно бранилась. – Ну ее, пусть к полянам едет.