Дочка для ведьмы с ребенком

— Хватит гадать, — сказала я себе, — уж наверное, он догадался вложить туда письмо!

Забежала домой за паспортом и пошла на почту.

Что мне нравилось в работе почты в этом мире — во-первых, отделения работали без выходных, и во-вторых, занимались только почтовыми делами, а не приемом коммунальных платежей, продажей стирального порошка и любовных романчиков и прочей далекой от понятия «почта» коммерцией. Соответственно, и огромных очередей с квитанциями там не скапливалось, сидели только ожидавшие вызова по междугороднему телефону, а отправить или получить посылку можно было совершенно спокойно. Мне вынесли упакованный в плотную коричневую бумагу пакет размером, пожалуй, с две пачки бумаги для принтера, но довольно легкий. И я в нетерпении понеслась домой.

Конечно же, письмо там нашлось!

Не слишком длинное: Костя, похоже, просто не умел писать «ни о чем», и его «люблю» со всеми сопутствующими излияниями тоже вмещалось в одну строчку: «Люблю, скучаю, жду не дождусь, когда смогу обнять вас с Олежкой, береги себя, родная». О работе было и того меньше: «Устаю, но в пределах нормы, у нас хорошая команда, не волнуйся». Зато, как оказалось, он умел проявить заботу. «Шлю тебе халат для дома, родная моя, работы здешней ведьмы-обережницы, с чарами и наговорами для беременной, ожидающей сильных одаренных детей. Здесь в таком мастерстве знают толк, поскольку в традициях этих земель нет подпитки жены от мужа, и женщинам приходится справляться своими силами. Носи его обязательно, к тому же я выбирал цвет из тех, которые, как мне кажется, тебе и к лицу и нравятся. А заодно сласти для вас с Олежкой, обычные, без наговоров или подпитки, но у нас таких не попробуешь».

Халат был небесно-синий, шелковый, с невероятно красивой бисерной вышивкой по вороту и обшлагам рукавов, переливавшейся всеми оттенками синего и голубого. Полы находили одна на другую, под пояс, так что он годился для любого срока — удобный фасон. Я надела его тут же, и почудилось — Костя обнимает, так в нем оказалось уютно и хорошо.

Вместо обратного адреса на пакете стояла лишь Костина фамилия с инициалами и непонятный номер. Полевая почта, что ли? Как ответ-то писать, куда?! «На деревню дедушке», то есть «в аул, любимому мужу»?! Я аж расстроилась. Сложила стопкой на кухонном столе плоские коробочки со сластями. Пахлава, я и не видала столько ее разновидностей — язычками, рулетиками и гнездами, с кунжутом, миндалем и грецким орехом… Лукум самых разных цветов, с фруктами, орешками, халва обычная, какая-то белая, с фисташками… Интересно. Вечером с Олежкой будем пробовать… хотя я не удержалась и утащила кусочек пахлавы сразу. М-м-м, вкуснотища!

Пакет я взяла с собой, когда поехала забирать Олежку. Показала Ольге Павловне. Смешно — тот номер и в самом деле оказался полевой почтой!

— Они ведь не на одном месте там, — объяснила Ольга Павловна, — за каждой группой довольно большая территория закреплена. Сегодня могут в одном ауле ночевать, завтра в другом, через неделю и вовсе в поле. Так что да, Марина Витальевна, хотите написать, так и ставьте адрес: «З2048, Алексееву Константину Михайловичу». Но учтите, письмо за ним может долго гоняться. А может и быстро дойти, не угадаешь. Я к чему — не пугайтесь, если ответа долго не будет. А может, их вообще через неделю-другую домой отправят, не угадаешь».

Ну и ладно, решила я, сильно ответа ждать не буду, но Косте все равно напишу. Ему приятно будет. Напишу, что у нас все хорошо, что халат чудо как понравился, сласти тоже, а главное — как я рада получить весточку от любимого человека. И как жду его домой, скучаю и хочу обнять…

А назавтра все-таки пойду и посмотрю, что там у нас в сараях. Честно говоря, мелькала мысль оставить это дело до Костиного возвращения, но, если и в самом деле надумаем завести кроликов, нужен будет крольчатник, верно? Или их можно держать круглый год на улице? Я не знала, и интернета здесь нет, быстро не посмотришь, придется или спрашивать у знающих людей, или брать в библиотеке пособие по кролиководству.

В общем, так или иначе, все равно заняться нужно. Вдруг не только на чердаке обнаружатся неожиданные находки.

Вечером мы с Олежкой взяли восточных сластей, один из моих новых чаев и пошли в гости к соседям. Илья задерживался на работе, дети, как всегда, ухватили сладенького и убежали смотреть мультики, а мы с Верой заболтались обо всем сразу, как бывает, когда долго не находилось времени встретиться и поговорить. Вера как раз принесла стопку старых, еще ее мамы, журналов для беременных, когда погас свет.

Сколько я здесь жила, об отключениях электричества не слышала. Вера тоже удивилась, а от телевизора послышались возмущенные крики малышни: похоже, мультик оборвался «на самом интересном месте».

— А ведь по всей улице вырубило, — заметила я, выглянув в окно: было еще не так темно, чтобы сразу заметить погасшие фонари, но у меня, похоже, включились рефлексы прошлой жизни: одно время «веерные отключения» были обычным делом, да и такие вот внезапные случались не сказать, чтоб редко. — Может, авария где?

— Давай послушаем, — Вера включила радио на городскую волну, но там шел обычный вечерний концерт по заявкам. — Дети, идите к нам! Света нет по всей улице, будем ждать, пока починят.

— Можем пока вместе поиграть во что-нибудь, — предложила я.

— Погоди только, я свечку найду, вдруг это надолго, — озабоченно сказала Вера. — Хорошо, с Рождества остались, вот только куда я их засунула?

— К елочным игрушкам же, — напомнила ее старшая, Леночка. — Давай я достану, я помню, где.

— А я вот как умею! — Олежка протянул руки вперед, сложив ладошки «лодочкой», и в них заплясал крохотный огонек.

— Ух ты! — восхитилась Натуська и тут же потянулась коснуться, но Олежка шагнул назад и быстро сказал:

— Ты что, обожжешься. Он настоящий.

— Здорово. Жаль, что я так не сумею. Огневик — это здорово, правда?

— Только я еще не могу так долго, — Олежка вздохнул и опустил руки, и огонек тут же погас. — Вырасту, буду как папа.

— Но ведь твой папа умер? — спросила Натуська. — И он не был огневиком?

— Да нет же, как папа Костя! Он знаешь какой. О-го-го какой сильный, вот!

— А-а… прости. У тебя теперь хороший папа, да?

Мы с Верой переглянулись, и она осторожно взяла меня за руку.

— Я и не знала, что он так может, — прошептала я ей на ухо. — Хитрый жук, не сказал. Наверное, похвастаться хотел, когда будет лучше получаться.

Остаток вечера мы играли в «Море волнуется», очень даже весело получилось. Олежка не хотел идти домой, а я не настаивала: здесь, в компании и при горящих свечках, получились очень даже уютные посиделки. Стемнело, без теплого света фонарей улица казалась чужой и, пожалуй, жутковатой. Взлаивали собаки по дворам, а в остальном царила непривычная тишина. Правда, через полчаса-час уходить все равно придется, мне пора будет пить свою вечернюю дозу снадобий. Я представила, как мы побредем домой — свечкой себе, что ли, путь освещать? Еще, как назло, и небо в тучах. А дома, кстати, из всех средств аварийного освещения только лабораторная спиртовка. Ну, и горелки в кухне. Упущение, что сказать.

Новости принес Илья. Вошел, стряхнув с волос мелкую морось, спросил весело:

— Не напугались, детвора? Скоро включат, я шел домой, аварийку видел — работают.

— Что случилось-то? — спросила Вера.

— Не поверишь, веткой провод оборвало. Ветер. Помнишь орех на углу, где дом Несмеевых? Хозяев нет, опиливать некому, а городским службам что? «Частная собственность, не наша забота». Чую, вломит им голова, забудут разбираться, где наше, где не наше.

Орех я помнила — огромный, раскидистый, закрывавший тенью изрядный кусок тротуара. А на дом внимания не обращала. А ведь и правда, ни разу никого там не видела, и на калитке замок висит.