Договор

Машину Кузнецова снял на регистратор житель Гольцово, возвращавшийся в родное село. Запись сохранилась, потому что через десять минут он свернул с трассы, приехал домой и заглушил двигатель. А потом узнал об убийстве, вспомнил о регистраторе, пошел к местному участковому. Сознательный гражданин, молодец. Повезло. Сам гражданин был допрошен. На допросе говорил, что машину помнит, стояла, как ему показалась, пустая, то есть водителя не было, но в точности не уверен, ничего странного не замечал, криков не слышал. На записи машина видна четко, номер в свете фар тоже, а вот есть ли кто в салоне – не разобрать. Может нет, может есть. Вечер, темно, метель. У машины Кузнецова руль справа, то есть от дороги это противоположная сторона салона.

Далее, Кузнецов, оказывается, привлекался по делу о мошенничестве. Год назад. Но отмазался. То есть был признан невиновным. Горячкин догадывался, каким образом. Про адвоката Семена Антонова и его методы работы он слышал. То дело Горячкин, конечно, поднял и внимательно изучил. Что хотел там найти и сам не знал, убийца, режущий беременную женщину на куски, и мошенник, отмывающий совместно со своим боссом деньги путем проведения несуществующих ремонтных работ – это как бы два разных типажа, учит криминология. Хотя и не обязательно, в жизни бывает по-всякому. В деле были отпечатки пальцев Кузнецова. Но это ничем не помогало, потому что на месте убийства отпечатков не было. Да и на чем бы им там быть… Привлекло внимание другое. В деле были данные судебно-психиатраческой экспертизы.

Горячкина это сразу насторожило и заинтересовало. Неизвестный убийца Ушаковой явно не производил впечатления человека, у которого все в порядке с головой. Сам факт наличия экспертизы в деле о мошенничестве казался странным. Обвиняемый на учете не состоял, явных признаков психического расстройства не демонстрировал. Экспертиза нашла у него депрессивное состояние средней степени тяжести, обусловленное текущей ситуацией (то есть обвинением в мошенничестве), признаков других психических расстройств не обнаружила. Экспертизу провели по ходатайству адвоката, которое суд удовлетворил. Может Антонов надеялся таким образом уберечь подзащитного от тюрьмы, заменив срок на принудительное лечение? Или пытался признать недействительными сделки, под которыми тот подписывался? Или хотел подчеркнуть, как подзащитный мучается, будучи невинно обвиненным, вон даже в депрессию средней тяжести впал? Или просто время зачем-то тянул? Странно, однако. Изучив выводы экспертов, Горячкин принялся пролистывать текст самого заключения, написано оно было настолько специфическим языком, что понять в нем что-либо было сложно и лейтенант уже хотел это дело бросить, как вдруг его взгляд зацепился за одну более чем любопытную деталь.

Конец ознакомительного фрагмента.