Доказательство чести

Это лицо смутно всплывало в памяти сержанта, но никак не желало совмещаться с каким-то событием в его жизни. В окне появилась рука и схватила его за шиворот. Грубая сила выдернула Санька из-за руля и швырнула на пол.

Сержант упал и понял, что его волокут к выходу. Все происходило настолько стремительно, да еще в таком неприятном для его воспоминаний месте, что он лишь сжался как кролик и молчал. Наконец Санька дотащили до багажника «девятки» и поставили на ноги. Зелинский провел мутным от ужаса взглядом по лицу крепкого молодого парня и понял, что его опять будут бить. За последние два месяца он совершил три нехороших поступка, и за каждый из них вполне можно было расплатиться тяжкими телесными повреждениями. В часы раздумий Зелинский проводил более глубокий анализ ситуации и с горечью соглашался с тем, что летальный исход тут совершенно не исключен.

Сейчас он глядел в лицо Копаеву, не узнавал его и раздумывал, по какому поводу тот прибыл. За Эфиопа, считал Зелинский, с ним расплатились сполна. Оставались Рожин и…

— Зелинский, открой рот, — заявил парень.

— На какую тему? — не понял Санек.

— Просто распахни пасть.

Первая мысль сержанта была о том, что едва он откроет рот, ему тотчас в него что-нибудь сунут. Эта догадка настолько овладела сознанием сотрудника вневедомственной охраны, что он крутанул глазными яблоками и судорожно сжал челюсти.

— Вот барс, а? — возмутился парень, и Зелинский догадался, что операцией правоохранительных органов в этом гараже даже не пахнет.

Между тем парень играть в гляделки не собирался. Он одной рукой схватил сержанта за затылок, второй дотянулся до щеки и большим пальцем изо всех сил надавил ему за ухом. От резкой боли мышцы мгновенно ослабли. Челюсть резко опустилась, открывая простор для обозрения.

Зелинский не понимал, что происходит, и с ужасом чувствовал, как в его рту шевелились чужие пальцы. Второй мыслью, посетившей его голову, было твердое решение сменить гараж, если… он останется жив. А пока сержант не мог даже сказать, что этому сумасшедшему нужно.

Наконец, парень ослабил хватку и опустил руки. Видимо, он добился того, чего хотел. Но Зелинский тут же получил такой удар под ребра, что переломился пополам. Печень свело судорогой, и боль спазмом сжала легкие.

— Ты где зубы потерял, барс? — поинтересовался парень, вытирая пальцы о ветошь.

Вопрос простой, не требующий раздумий. Но проще молчать под пытками, нежели рассказать, при каких обстоятельствах его лишили сначала одного зуба, потом и второго. Первый такой случай открывал широкий простор для рассуждений о том, что Зелинский делал в ночь гибели Рожина, второй указывал на то, что Виталька Кусков почему-то был недоволен сержантом.

— Выбили, — прохрипел старший наряда.

— Я спросил не как, а где!

Тут печень охранника свело от боли во второй раз.

— В ресторане выбили… В «Бригантине».

Он почувствовал резкий рывок вверх и снова оказался на ногах. Печень уговаривала хозяина опуститься на бетон, разум подсказывал ему, что надо стоять.

— Ты от кого?..

— От директора бюро ритуальных услуг, — пояснил обидчик печени. — Хватит, поехали.

Зелинский снова ощутил резкий рывок и стал скакать, как футбольный форвард, сбитый с ног. Санька волокли на улицу, перед его глазами мелькала земля. Последовал толчок, и он рухнул на заднее сиденье какой-то машины. В ней пахло ванилью, новыми чехлами, а еще почему-то псиной.

От грозного рыка Зелинский помертвел и сжался. Он осторожно поднял голову, увидел перед собой вершковые клыки, обнаженную верхнюю десну, и ему стало нехорошо.

— Ты лучше не шевелись, Зелинский, — посоветовал Копаев. — Он не ел три дня.

— Гараж закрыл? — спросил Пащенко.

— Закрыл, — раздалось в ответ, и тот парень, который бил Санька, сунул ему в карман связку ключей.

— Мы куда едем? — Голос Зелинского срывался не столько от страха перед собственным положением, сколько от боли в паху.

Один из ключей развернулся в кармане и теперь резко впивался в плоть на каждой кочке.

— На кладбище, — пояснил мужик, сидящий за рулем.

— А зачем?

— План горит, — заявил парень. — Положено двадцать пять в день, на часах половина девятого, а у нас только девятнадцать. Ты тоже пойми!.. Окажись ты в такой ситуации, мы бы не выручили, что ли?

Зелинский понял, что этим убить мало. Им нужно, чтобы было по-настоящему, как у взрослых. С издевкой, унижением и контрольным выстрелом в затылок. Зверства Кускова стали казаться Саньку детской игрой в фашистов и партизан. На его беду выходило так, что роль партизана постоянно доставалась одному человеку.

Зелинский видел, что шутки заканчиваются. На выезде из города водитель свернул на проселочную дорогу, которая действительно вела к погосту. Санек стал задыхаться. Когда Штуке нужны были ответы, он бил и спрашивал. Эти не задавали никаких вопросов, за исключением какой-то глупости, а просто везли его на кладбище. Значит, им нужны не ответы, а смерть Зелинского.

— Вы скажите, что вам нужно! Я отвечу на вопросы, да и делу конец! — взмолился он.

У Санька еще оставалась надежда на то, что он является свидетелем тупого куража и выход из положения найти можно.

— Зачем мы сюда едем?!

— Делу сейчас действительно будет конец, — подтвердил парень, повернулся к напарнику и бросил: — Ты посиди с ним, я спрошу у мужиков, где они выкопали.

Второй спокойно качнул головой и вынул из кармана сигареты.

Зелинский вытянул шею и стал наблюдать, как парень подошел к стайке мужиков в спецовках, вооруженных заступами. Он поздоровался с ними, достал коробочку с конфетами, угостил всю компанию, хлопнул по плечу одного из них. Свои они здесь, гады!..

Копаев вышел из машины и стал быстро соображать. Предварительной договоренности с пролетариями у него не было, но созрел экспромт, который пришелся Антону по душе. Сейчас требовалось лишь отработать номер до конца. Копаев заметил у входа троих уже поддатых могильщиков. Это могли быть только они, других здесь лопатами и робами не обеспечивают.

Он направился к ним, на ходу ныряя рукой в карман, подошел и заявил:

— Здорово, мужики.

— Хай, — ответил один из них. — С чем пожаловал, командир?

— Ямку бы завтра к одиннадцати.

— Это не проблема, — согласился второй, поблескивая розовыми белками. — Хоть две. Вам на хорошем месте или на обычном?

— Пышного погребения не предвидится. Меха на паре баянов порвем да разъедемся. Сколько стоит закопать на самом отшибе?

— Тещу, что ли, привезешь? — предположил третий, который стоял буквой «Г», уперши подбородок в черенок.

Копаев хохотнул и по-свойски врезал юмористу по плечу. Тот выронил лопату, но леденец принял.