Доктор Чистота

Если сейчас подняться на второй этаж, можно выпить хорошего, по-настоящему хорошего кофе из дорогой кофемашины — и сделать это в тишине и уюте, сидя на кожаном диванчике. Но — это же надо подняться. Время, силы. На фиг, на фиг.

Капитан юстиции, старший следователь по особо важным делам Меркулова Светлана Юрьевна — для коллег просто Юрьевна. Ей недавно исполнилось сорок лет, но Юрьевной она стала в ту же минуту, как пришла работать в милицию (тогда еще милицию). В юридической академии Юрьевна снова на некоторое время стала Светой, но это быстро закончилось. Максимыч забрал ее с третьего курса в прокуратуру, потом потянул за собой в следственный комитет, а затем — через некоторое время — и в главное управление СК.

Сейчас, в допросной, Юрьевна была одета как на бал. Который, правда, закончился два дня назад… «Поэтому королева выглядит слегка помятой», — мысленно съязвила она. Ага. Юрьевна была красивая, стройная женщина с жестковатым лицом. От природы светло-русая, но волосы красила. Чуть выше среднего роста. Серая шелковая блуза, кожаные брюки винного цвета. Брошка с жемчужинами. Белые кроссовки. Стрижка и окрашивание стоили целое состояние… И занимали, кстати, вагон времени. Юрьевна вздохнула, повернулась к арестанту. Такой роскоши, как свободное время, ей еще долго не видать.

За двое суток, прошедших с момента побега Реброва (Доктора млять Чистоты), она спала часа три, урывками. И даже не успела съездить домой, чтобы переодеться.

Когда беглецы совершили побег, Юрьевна как раз ехала на выставку современной живописи в ЦДХ — давно обещала Полине. Полина теперь смертельно обижена, неделю не будет разговаривать. Юрьевна вздохнула. Придется что-то придумать… но потом. Потом.

Она положила на стол пухлую папку в сером картоне. Дело номер… да какая разница? В деле было уже несколько сотен томов: целая комната забита, а в связи с побегом писанины предстояло еще километры и километры. Можно весь земной шар опоясать, выложив листы в ряд, один за другим. Юрьевна хотела зевнуть, но кофе напомнил о себе — и она передумала. Ладно, используем эту мутную злость в конструктивных целях.

Вокруг смыкались и слегка пульсировали выкрашенные в ядовито-зеленый цвет стены. Решетки коричнево-красные, словно засохшая кровь. В центре комнаты огромный древний стол, видевший динозавров и советских школьников. Он был сдвинут так, что допрашиваемый буквально ощущал себя притиснутым к стене. Крошечное зарешеченное окошечко под потолком. Комната дознания.

Юрьевна перевернула страницу. Просто для начала разговора.

— Медь, значит?

Напротив нее сидел человек с характерной зэковской поджаростью — такую на воле не получишь.

Зэк поднял голову. Ухмыльнулся, коротко сверкнули фиксы.

— Ну, Медь, и что?

Половина зубов у него была железная, между ними затесалась пара золотых. Юрьевна могла поклясться, что на одной из золотых «фикс» есть след от плоскогубцев.

Она покачала головой. Насмешливо и сочувственно:

— Меднов Сергей Александрович, семьдесят восьмого года рождения. У тебя уже сын взрослый, вторая ходка, а ты все Медь.

Зэк оскалил зубы — родные у него были желтые и мелкие. В стальном ряду они смотрелись как приемные.

— А ты моего сына не впутывай, он у меня пацан ровный!

Юрьевна наклонилась над столом, посмотрела на зэка в упор. Заговорила негромко, с доверительной интонацией:

— Сережа, мы с тобой, к сожалению, не один год друг друга знаем. Скажи мне, кто организовал побег? И я пойду дальше на работу, таких, как ты, арестовывать, а ты обратно в камеру — в карты доигрывать… или чем ты там занят обычно? Сэкономим друг другу массу времени. Ну как? Готов?

Медь спокойно улыбнулся.

— Вот ты неугомонная, — сказал он.

Светлана Юрьевна выпрямилась. Интересный поворот.

— Книжки читаешь?

Медь от неожиданности моргнул, вскинул худой скошенный подбородок.

— Чего?!

Она улыбнулась.

— Книжки, говорю, полюбил читать, Медь? Слово-то книжное, не ожидала от тебя.

Он пожевал губами, жилы на шее натянулись, словно канаты в шторм. И подрагивали.

— Ну полюбил, и че? — Ох уж эта сидельческая дерзость. Юрьевна пожала плечами.

— Просто приятно видеть, как человек берется за ум. Пускай и под старость.

Зэк посмотрел на нее с ненавистью — и почти уважением.

— Чеканутая ты!

— Вот, другое дело. Теперь узнаю старого доброго Сережу Меднова.

— Чего тебе надо? Я ничего не знаю.

— Я и не сомневалась.

Юрьевна аккуратно отряхнула с блузки невидимые пылинки, вернулась к двери и подняла за ручки картонный ящик, стоящий на полу. Переставила его на стол, аккуратно сдвинула, чтобы он стоял параллельно краю стола, — и начала приготовления. Медь смотрел. Юрьевна неторопливо доставала карандаши (простые, разной мягкости — от 2H до 2B), автоматические ручки (синие, черные, красные) и раскладывала их на столе, строго параллельно друг другу, на одинаковом расстоянии. Так, теперь ластики… корректор… Руки Юрьевны привычно порхали.

Медь угрюмо смотрел на ее приготовления. Юрьевна была права: они были знакомы давно. Но кажется, свой ритуал при нем она еще не проводила. Поэтому Медь не понимал, что происходит.

— Что?..

— Тихо, — она даже не подняла головы, продолжая раскладывать принадлежности. Блокнот для записей — с красной обложкой, это для важных фактов. Его положить слева. Блокнот с вынимающимися листами — для записи мыслей, которые приходят в голову во время допроса. Его место справа, чуть выше. Официальные листы, которые на подпись, — на своем, раз и навсегда определенном месте. Посередине и чуть правее, чтобы удобнее было работать…

Наконец Юрьевна закончила приготовления. Переставила пустой ящик на пол, к ножке стола, выровняла. Все должно быть идеально, симметрично и по линии. Юрьевна достала влажные салфетки и тщательно протерла руки, сложила использованные салфетки в отдельный пакет, убрала его в ящик… Медь пялился на происходящее и иногда недоуменно моргал.

Юрьевна отодвинула стул, села и придвинула так, чтобы осевая линия стула совпала с осевой линией стола. Вот теперь хорошо. Она знала эти особенности за собой и не противилась.

Юрьевна посмотрела на Меднова и покачала головой.

— Врач сказал, ты на желудок жалуешься.

Медь неловким движением поджал губы, словно целиком подобрал подбородок. Острый кадык дернулся вверх и опал.

Медь посмотрел на Юрьевну. Глаза запавшие, с мучительным блеском.

Юрьевна сочувственно улыбнулась ему:

— А почему инвалидность себе не выбил? Хорохоришься все, а был бы идейным, в двадцать лет уже с инвалидностью ходил бы, чтобы в ШИЗО лишний раз не загреметь. Как, кстати, тебе пониженная норма питания? — Она резко сменила тему. Медь поднял брови.