Доктор Данилов на кафедре

— Вы же, кажется, только что сказали, что где-то там, — Данилов ткнул пальцем в потолок, — есть мнение, что заведующего кафедрой надо заменить. Зачем же тогда составлять объективное мнение?

— Не все так просто и однозначно, — заюлил Сергей Иванович. — И вообще то, что я сказал, еще не означает, что… Во всяком случае… Владимир Александрович, вы же меня понимаете, зачем нам усложнять процесс взаимодействия? Я хочу знать, что на самом деле происходит на вашей кафедре. И прошу вас поделиться со мной информацией. Вам же нетрудно. А мне будет приятно. Расскажите мне о кафедре, как другу. Без протокола и диктофона.

Сергей Иванович улыбнулся широчайшей улыбкой из своего арсенала и замолчал в ожидании ответа.

— Что происходит на кафедре? — переспросил Данилов, поднимая взгляд на собеседника. — Так бы сразу и сказали. Много чего. Помимо преподавания студентам и разработкой контрольных тестов наша кафедра ведет научную работу по нескольким направлениям, а именно: исследования критических состояний обусловленных хирургической патологией, лечение операционной и послеоперационной кровопотери, лечение острой сердечно-сосудистой и дыхательной недостаточности…

Надо отдать должное Сергею Ивановичу. Не моргнув глазом и никак не высказав своего недовольства, выслушал он всю ту официальную ахинею, которую нес Данилов, еще время от времени согласно кивал головой.

Дойдя до конца, Данилов вернулся к началу.

— Не хотите ли вопросик из наших тестов? — хитро прищурился он. — Можете перечислить навскидку основные показания для проведения парентерального питания? [37]

— Могу, — ответил Сергей Иванович и тут же начал перечислять: — Коматозное состояние, аномалии развития желудочно-кишечного тракта, пред- и послеоперационный периоды, перитонит, паралитическая непроходимость кишечника, ожоги и травмы ротовой полости и глотки, кишечные свищи, неукротимая рвота. Кажется, все?

37

Парентеральное питание — введение питательных веществ в сосудистое русло.

— А также обширные ожоги тела и нервно-психическая анорексия, [38] — добавил Данилов. — Ответили на четверку, чуть-чуть не дотянули до отличной оценки.

— Да я, собственно, никогда отличником и не был, — признался Сергей Иванович, выбираясь из-за, стола. — Вынужден вас покинуть, Владимир Александрович. Дела, знаете ли… Приятно было пообщаться.

Последняя фраза была сказана таким тоном, что и дураку было бы ясно, что чисто из вежливости.

— Взаимно, — ответил Данилов.

38

Анорексия — синдром отсутствия аппетита.

— У меня еще будут к вам вопросы.

— Всегда — пожалуйста. Чем смогу — помогу.

— Вы бы и сейчас могли мне помочь, но почему-то не захотели, — вздохнул Сергей Иванович и ушел, оставив после себя неприятное ощущение и хороший запах одеколона, легкий и свежий. Никто не запрещает нехорошим людям пользоваться отличной парфюмерией, это только в некоторых, не самых интересных, романах отрицательные герои непременно плохо пахнут и одеваются.

Желая развеять тягостное впечатление, Данилов нашел себе дело в отделении анестезиологии и реанимации, надеясь, что смена обстановки положительно скажется на настроении. Придумывать пришлось не так уж много. Должностные обязанности предписывают старшему лаборанту участвовать в научных исследованиях кафедры с перспективой планирования и выполнения кандидатской диссертации, поэтому Данилов и собрался провентилировать почву — обсудить с заведующим отделением Журавлевым возможности.

Темы диссертационных работ даются на кафедрах научными руководителями, но, прежде чем брать тему, Данилов хотел узнать, по каким направлениям оптимально вести научную работу на базе больницы. Анестезиологи же не сами по себе работают, а в тесной связке с хирургами, поэтому большинство научных работ по анестезиологии определяются развитием и направленностью хирургии в данной клинике. С реаниматологией то же самое положение. Профиль отделений больницы влияет на соотношение пациентов с теми или иными болезнями в реанимационных отделениях. Тему можно брать, но лучше и удобнее не разбрасываться по разным стационарам, бегая туда-сюда, собирая материал, а ограничиться одной больницей, в которой сам и работаешь.

— Вчера нашего доктора Шумякина осудили, — сказал заведующий отделением Журавлев, как только Данилов вошел к нему в кабинет. — Я до сих пор под впечатлением. Сам не был на суде, старшая наша ездила, рассказала все в подробностях…

Эту историю Данилов знал. Шумякин брал понемногу, но со всех. «Курочка по зернышку клюет», — любил повторять он, забывая окончание: «…а весь двор в дерьме». Если несознательные люди не давали денег, Шумякин их выбивал. Метод у него был всего один, простой, как три копейки, и, надо признать, весьма действенный, без сбоев и осечек.

— Наркоз я вам дам в любом случае, потому как обязан дать, — говорил Шумякин, глядя в глаза недогадливым или просто жадным пациентам. — И чувствовать вы во время операции ничего не будете, как и положено. Но как вы будете от этого наркоза отходить, зависит от вас. Можно за пятнадцать минут в норму прийти, а можно восемь часов в муках корчиться. Первый вариант стоит тысячу рублей, второй — бесплатный.

Платили все. Ну, кто откажется купить блаженство по столь невысокой цене? Если тысячу рублей разделить на восемь, то стоимость часа получается равной ста двадцати пяти рублям. Смешные деньги. Про то, что анестезиологу надо сильно постараться для того, чтобы пациент после наркоза корчился в муках восемь часов подряд, несведущие в медицине не догадывались. Опять же всякие слухи, раздувающие, преувеличивающие и ужасающие, тоже играли свою роль. В итоге Шумякин давал обычный наркоз и имел за это небольшой, но стабильный приварок.

— Я не зарываюсь, — говорил в узком доверенном кругу Шумякин. — Беру помалу, чтобы у них и мысли не было жаловаться администрации или стучать в ОБЭП. Смешно же из-за тысячи рублей!

Преступники обычно не меняют свою криминальную специальность, а развиваются в избранном когда-то направлении. Грабителю, как говорится, грабителево, а карманнику — карманниково. И про коней, которых не рекомендуется менять на переправе, забывать не следует.

Но Шумякин, ни в коей мере себя преступником не считавший («Тысяча с носа — преступление? Ха-ха-ха, другие миллионы воруют или миллионные взятки берут, вот где преступления-то!»), в один прекрасный день решил поднять ставки и слегка изменить легенду.

— Вы не представляете, какие дерьмовые препараты мы сейчас получаем. После обычного наркоза люди по восемь часов в муках корчатся…

Мужчинам Шумякин добавлял про импотенцию — побочное действие при применении «дерьмовых препаратов».

— Необратимые изменения, — скорбно и веско говорил он и пояснял для недалеких умов: — Навсегда. Неизлечимо.

Большинство больных порывалось бежать и отказываться от операции. Меньшинство, которое в силу тех или иных причин отказаться никак не могло, сильно кручинилось.

Шумякин останавливал порывистых, выжидал пару-тройку минут, чтобы, как следует, пробрало, и говорил:

— Слава богу, кроме медицинских препаратов, предоставляемых бесплатно в рамках системы обязательного медицинского страхования, существуют прекрасные и мягкие по действию импортные аналоги.

— Цена вопроса, доктор? — сбивчиво лепетали люди, увидевшие вдали проблеск надежды.

— Пять. Тысяч. Рублей, — с чувством, толком и расстановкой озвучивал цену хорошего наркоза Шумякин, глядя прямо в глаза собеседникам.