Доктор и Жизнь

— Ладно-ладно, — поднял я руки в жесте капитуляции, не желая общаться тут на тему моего «шовинизма». — Пап, что у нас по плану?

— Ждать, — пожал плечами отец, а затем тяжело вздохнул. — Эх, жаль Васю. Искренне жаль… Он был лучше многих людей.

— Да… — поддержал его Чжан Ёп. — Но турки действовали нехорошо. Даже жаль, что больше некому мстить.

— Забудьте о земных проблемах, — поднял взгляд отец. — У нас будут свои, новые проблемы, марсианские. А теперь конкретика. Сарама, Бац, Юстина, берите Варвару Сергеевну и ведите её на экскурсию на инопланетную базу, она очень просила. Обеспечьте безопасность и научите её, наконец, пользованию плазменными разрядниками. Никто не знает, что нас ждёт на Марсе, возможно, потребуются все глаза и руки, способные наводить оружие на цель и стрелять.

— Будет сделано, Мартын Леонидович, — заверил его Сарама. — Исполним в лучшем виде.

— Только не нарочито, — предупредил их отец. — Никакой гиперопеки. Потом на виртуальных симуляторах надо будет погонять её против различных типов противников, это на тебе, Натти. Вы же с ней неплохо снюхались.

— Сделаю как вернутся, — кивнула Натти.

— Чжан, брат, — повернулся отец к нашему северокорейскому товарищу. — Иди к Михаилу и помоги ему с тестированием новой брони, он просил Гошу, но для него у меня есть отдельное задание. Пётр, тоже окажи полное содействие, если тестовый образец покажет себя в лучшем виде, то будем осваивать серийный совместно. А теперь ты, Гоша… Пойдём в мой кабинет.

— Пошли, — согласился я.

В не особо просторном кабинете всё было выделано в дизайне кабинетов восьмидесятых годов СССР. Не знаю, что у него за ностальгия, но вопросов задавать не буду.

Вообще, меня давно одолевает философский вопрос на эту тему. Сыновья не знают своих отцов.

В семье — это ладно, какие-то повадки собезьянничают в раннем детстве, усвоят воспитательные моменты, но что за человек — отец, так и не узнают до конца жизни.

Почему?

Потому что никогда с ними не работали. Нет бывает, что отцы и дети работают совместно, но точно не на одной горизонтали друг с другом. На заводе, например, отец может быть старшим мастером, с неслабым стажем, кругом знакомых и уважением, а сын — просто производственным мастером или вообще младшим заместителем помощника заместителя начальника по неважным делам, то есть начинать с низов. Отцу и сыну работать на разных квалификационных и внутриколлективных уровнях — не значит «работать вместе». Даже если условные должности у отца и сына равные, всё равно, как коллегу ни тот, ни другой друг друга воспринимать не будет. Исключения бывают в любом правиле, но это лишь подтверждает правило.

А вот коллеги — это те, кто по-настоящему знает человека. Они знают, что этот человек из себя представляет как специалист, как начальник или подчинённый, как решает профессиональные проблемы и реагирует на различного рода раздражители. Профессия — это такая жизнь. И отпрыскам очень сложно бывает узнать своих родителей по-настоящему. Это касается не только отцов и сыновей, но в целом родителей и детей.

Сын может хорошо узнать отца только в той среде, где он отдыхает после работы и уделяет ему время. Но это, опять же, не тот человек, которого видят коллеги. Я вот вообще не слышал, чтобы отец матерился. Он русский человек, он просто физически не мог не материться, это очевидно, но я не слышал. Ругнуться не матерно — сколько угодно, но настоящего мата я от него не слышал никогда. Отец — это всегда пример. И проводя своё личное время с сыном, он неосознанно старается быть лучше, чем он есть на самом деле, это нормально, но это убивает шанс для сына узнать, какой же это человек — его отец.

На основании предыдущих умозаключений я пришёл к выводу, что не знаю своего отца. Чжан Ёп знает моего отца лучше, чем я. Даже мама не знает отца так, как знали его коллеги по военной журналистике и даже сослуживцы по Афгану. Потому что война — это тоже профессия. За год в Афгане отец однозначно повидал всякого. Он никогда ничего об этом не рассказывал, но вот его сослуживец, Артём Савельевич Красный, в редкие визиты в наш дом, после поллитры начинал делиться своими травмирующими воспоминаниями, выжженными порохом на внутренней стороне черепа. Отец его останавливал в частях, где речь заходила о нём, поэтому источником он был не особо информативным. Правда, в одну из таких бесед я смог узнать, что они имели плохую привычку отрезать яйца душманам, любящим похищать воинов-интернационалистов. Отец был вынужден рассказать историю поимки троих таких душманов, когда Артём Савельевич настоял, чтобы «Гоша с младых ногтей знал, какое это говно — война». Блядь, на всю жизнь запомнил…

— Пап, как думаешь, Артём Савельевич выжил? — поинтересовался я, когда дверь кабинета закрылась.

— Вряд ли, — покачал головой отец. — У него был запущенный цирроз печени, в момент начала Конца света он как раз должен был проходить лечение в Областном госпитале для ветеранов войн, что в Боратове. Даже если бы уцелел в первые дни…

— Ракеты, — произнёс я.

— Они самые, — кивнул отец. — А жаль. Найди мы его, поправили бы печень, ты бы «вкрутил» ему мозги обратно на положенное место и имелся бы у нас ещё один высококлассный боец моего уровня.

— Да, — согласился я. — Так бы и сделали…

— Но фарш невозможно провернуть назад, — с сожалением констатировал отец с долей чёрного юмора. — Ладно, давай перейдём к делу. К нас тут нарисовалась определённая проблема…

Отец сделал паузу. Нехарактерно.

— И какая же проблема? — спросил я.

— Кризис доверия, — коротко ответил отец. — Я пока что говорю с тобой наедине, не оглашая всё это прилюдно, чтобы не возбуждать наших соратников и не сеять смуту, поэтому ответь мне честно на один вопрос…

Снова пауза. А-а-а, блядь! Я понял! Эвристический модуль Захара сейчас пишет мою реакцию! Чем дольше перерыв между фразами и времени на обдумывание их мною, тем точнее Захар списывает реагирование моего организма! Вот же…

— Пап, ты серьёзно? — спросил я разочарованно.

— Увы, но доверять сейчас нельзя никому, — взгляд отца резко похолодел. — Отвечай честно: ты не вступал в контакты с особыми тварями, которые способны как-то влиять на личность человека?

— Что за бред?! — воскликнул я. — Ты серьёзно подозреваешь меня, папа?!

— Вы не отвечаете на чётко поставленный вопрос, Доктор, — вмешался в разговор Захар. — Это снижает точность верификации.

— Какой, нахуй, верификации?! — разозлился я. — Вы ебанулись на пару?!

— Не выражайся, — потребовал отец. — Отвечай на вопрос.

— Да откуда я знаю, вступал ли я в контакт с тварями, влияющими на личность человека?! — задал я встречный вопрос. — Хотя нет, вступал! И ещё как, сука, вступал! В больнице, в первый день, я столкнулся с десятками влияющих на личность человека тварей! Одна тварь, одетая в дорогой костюм, так сильно повлияла на меня, что я чуть от инсульта не сдох! Я на дне озера бился с тварью, которая тоже очень сильно повлияла на мою личность! А ещё, на Боратовском ГЭС, я встречался с другой тварью, которая сильно повлияла на мою личность! Эта тварь шестого ранга заставила меня обосраться в полёте с дамбы!

— Не юли, — нахмурился отец.

— Я не юлю, бл… — его обострившийся взгляд заставил меня сдержать ругательство. — Я не юлю! Я ни с чем подобным не контактировал! Никто мне на сознание не влиял! Зачем вы затеяли этот разговор?! Какие, сука, основания есть, чтобы подозревать меня?!

Ох, блядь, я только что на мгновение усомнился в том, что мне никто не влиял на сознание! Влияли ведь! Люди ебучего Ворона! Сука! Захар ведь всё пишет! Успокойся, Георгий, ебись оно конём!

— Я перечислю основания, Мартын Леонидович? — спросил Захар.

— Валяй, — холодным голосом разрешил отец.

— Во-первых, Доктор, вы слишком много времени выживали в одиночку, больше, чем кто-либо из членов сообщества, — начал Захар и сделал длинную паузу.

— Во-вторых, результаты ваших анализов несколько отличаются от результатов анализов всех остальных членов сообщества, — продолжил он, посчитав время списывания моей реакции достаточным.

— В-третьих, Амвросий Петрович Шпалов, более известный общественности по прозвищу Эскулап, передал Мартыну Леонидовичу пакет данных, неделю назад подготовленный ныне покойным Василием, с перечнем наиболее вероятных триггерных признаков, которые отсутствуют в крови нормального человека — выждав побольше времени, видимо, предположив, что я тупой и не смогу вовремя среагировать на полученную информацию, продолжил Захар. — Их очень сложно обнаружить, практически невозможно. Но Василий справился. Нет, он не обнаружил ничего, что могло бы служить надёжным индикатором, но зато выявил косвенные признаки. Анализ до сих пор идёт, ваша кровь, Доктор, на текущий момент, имеет 13 % косвенных признаков. Этого недостаточно, чтобы говорить наверняка, но анализ в процессе, к концу дня мы получим полную выкладку, которая позволит с некоторой уверенностью говорить о вашей принадлежности или непринадлежности к тем существам, очень качественно маскирующимся под людей или являетесь одурманенным…