Доктор Коул

Он вернулся в Нью-Йорк после демобилизации и прочел одну проповедь, желая получить работу в Доме Мира, в храме Бет Шалом на Лонг-Айленде. Он говорил о сохранении мира в сложных реалиях современности. Прочитав половину проповеди, он поднял взгляд и увидел большую позолоченную пластину с выгравированными на ней словами из первого принципа веры Моше бен Маймона: «Я верю полной верой, что Творец, чье имя благословенно, творит и правит всеми творениями, и только Он один создавал, создает и будет создавать все сущее».

Дэвид замер от ужаса, осознав, что не может до конца согласиться с этими словами, и с трудом дочитал проповедь до конца.

Он пошел работать в контору «Левер Бразерс» стажером, раввин-агностик, чьи сомнения не позволяли ему стать для кого-либо духовным отцом.

— Ты все еще можешь вступать в брак?

У него была приятная, немного вымученная улыбка.

— Думаю, да. Если раввин…

— Было бы забавно увидеть две такие вывески: вверху «Женатый Маркус», а под ней «Медок, я тебя обожаю».

18

Кошачья близость

Р. Дж. не сразу влюбилась в Дэвида Маркуса. Все началось с восхищения его красивым лицом, длинными сильными пальцами, бархатным голосом и мягким выражением глаз. К собственному удивлению, Р. Дж. обнаружила, что восхищение перерастает во что-то большее. Они не ринулись тут же в объятия друг друга. Все-таки зрелость и осторожность брали свое. Одним дождливым днем в субботу в его доме, когда дочь Маркуса поехала с друзьями в Нортгемптон, в кино, они поцеловались, как давние любовники.

Он пожаловался ей, что у него возникли трудности при описании женского тела в романе.

— Художники и фотографы просто приглашают моделей. Здравое решение.

Да, действительно здравое.

— Ты будешь позировать для меня?

Она покачала головой.

— Нет. Тебе придется описывать по памяти.

Они принялись раздевать друг друга.

— Ты девственница, — сказал он.

Она не решилась напомнить ему, что разведена и что ей сорок два года.

— Я никогда прежде не видел женщины. Мы оба совершенно непорочны, словно чистые страницы.

Внезапно они стали такими. Неспешно исследовали друг друга. Р. Дж. заметила, что дышит тяжелее. Дэвид двигался медленно и осторожно, сдерживая пыл, делая его слаще, обращаясь с ней как с хрупким материалом, без слов давая понять, что важно. Они очень быстро потеряли голову.

Когда все закончилось, они без сил повалились на постель, все еще обнявшись и пребывая в некоем оцепенении. Повернув голову, Р. Дж. встретилась взглядом с Агуной, которая сидела на стуле и внимательно смотрела на них. Казалось, кошка поняла, что здесь произошло.

— Дэвид, если это испытание, то я провалила его. Забери ее отсюда.

Он рассмеялся.

— Это не испытание.

Он встал, вынес кошку и прикрыл дверь. Когда он вернулся в постель, они продолжили, на этот раз медленнее, спокойнее. Р. Дж. ощущала неземное блаженство. Дэвид был внимательным и аккуратным. Она объяснила, что у нее бывают довольно продолжительные и сильные оргазмы, но как только проходит первый подобный экстаз, следующего, бывает, приходится ждать довольно долго. Ей было неудобно говорить ему все это — а вдруг его предыдущая любовница кончала как заведенная, однако оказалось, что с Дэвидом подобные темы можно обсудить легко и непринужденно.

В конце концов он оставил ее поваляться в постели, а сам отправился готовить ужин. Дверь была полуоткрыта, и кошка снова вошла в комнату и уселась на стуле. Р. Дж. была не против. Она лежала и слушала, как Дэвид довольным голосом фальшиво напевает Пуччини. Аромат их жарких тел смешался с запахом омлета, лука, перца и кабачков цукини, которые жарились, пока не приобрели сладость его поцелуя, богатого, словно обещание жизни. Позже, когда они лежали рядом и дремали, Агуна устроилась между их ног. Р. Дж. не возражала.

— Спасибо, теперь у меня есть необходимый опыт, чтобы передать все это на бумаге.

Она нахмурилась.

— Я вырежу тебе сердце.

— Ты уже это сделала.

Каждый шестой пациент, который приходил к ней, не имел никакой медицинской страховки. У многих не было даже двадцати долларов, чтобы заплатить за прием. От некоторых она принимала плату натурой — так за домом образовались шесть больших штабелей твердой древесины. Р. Дж. наняла уборщиц для дома и кабинета, они приходили раз в неделю. Ей постоянно приносили фаршированных цыплят и индеек, а также свежие овощи, ягоды и цветы.

Ей нравился такой бартер, но она с тревогой думала о наличности и долгах.

У нее сложилась схема работы с пациентами, у которых не было страховки. Она сознавала, что рано или поздно ей придется иметь дело с запущенными заболеваниями. Но больше всего ее беспокоили не тяжелобольные, а те люди, которые не приходили к ней вовсе, поскольку не могли заплатить и были слишком горды, чтобы принимать бескорыстную помощь. Такие обращались к врачу только в самом крайнем случае, когда было уже поздно — диабет приводил к слепоте, опухоли давали метастазы. Р. Дж. сразу же столкнулась с несколькими такими случаями. Ей не оставалось ничего, кроме как молча злиться и пытаться помочь.

Она надеялась на то, что ее послание передадут всем местным жителям: если вы больны, ранены, приходите к новому врачу. Если у вас нет страховки, вы можете договориться.

В результате к ней все-таки начали приходить. Даже когда она отказывалась от бартера, некоторые настаивали. Мужчина с болезнью Паркинсона, превозмогая дрожь, сплел ей корзину из ясеневой лозы. Женщина с раком яичников сшила для нее стеганое одеяло. Но в холмах было много людей без медицинской страховки, лишенных квалифицированной медицинской помощи. Это знание не давало Р. Дж. покоя.

Она продолжала часто видеться с Дэвидом. К ее удивлению и сожалению, теплоты, проявленной Сарой при их знакомстве, значительно поубавилось. Р. Дж. понимала, что девочка ревновала к ней, и обсудила это с Дэвидом.

— Логично, что она чувствует угрозу в женщине, которая проводит с ее отцом столько времени, — сказала она.

Он кивнул.

— Надо дать ей время свыкнуться с этим.

Это значило, что они решили двигаться курсом, вызывавшим у Р. Дж. сомнения. Дэвид честно признался в чувствах, которые испытывал к ней. Она тоже была честна как с ним, так и с собой.