Доктор Крюк 5
Шрифт:
Несмотря на все трудности и опасности, мы упорно продвигались вперед, вглубь неизведанного континента. Карта Дрейка, пусть и зашифрованная, была нашим единственным ориентиром в этом зеленом аду. Я сверялся с ней по нескольку раз на дню, пытаясь сопоставить символы на пергаменте с изгибами рек, очертаниями холмов и редкими прогалинами в густом лесном пологе, через которые удавалось увидеть солнце или звезды. Вежа, конечно, больше не могла вести меня «за руку», как раньше, но остаточные знания, полученные от нее, и моя собственная интуиция, обострившаяся в этих экстремальных условиях, помогали не сбиться с пути.
Однажды разведчики, которых я всегда посылал на несколько миль вперед, вернулись с донесением, от которого у меня немного отлегло от сердца, но одновременно
Напряжение в отряде сразу возросло. Пираты стали заметно осторожнее, перестали громко разговаривать, держали мушкеты наготове и то и дело настороженно оглядывались по сторонам. Каждый шорох в кустах, каждый крик незнакомой птицы заставлял их вздрагивать и хвататься за оружие. Ночи стали еще более тревожными. Мы усилили охрану лагеря, жгли большие костры, но все равно было не по себе от мысли, что где-то рядом, в темноте, за нами могут наблюдать чьи-то невидимые глаза.
И вот, через несколько дней такого напряженного ожидания, мы их встретили. Выйдя на небольшую поляну, мы внезапно оказались лицом к лицу с группой индейцев. Их было человек двадцать, может, чуть больше. Вооружены они были копьями с костяными наконечниками и длинными луками. Их смуглые тела были раскрашены какими-то белыми и красными узорами, а в волосах торчали перья. Они смотрели на нас настороженно, без страха, но и без явной агрессии. Просто стояли и изучали нас, как диковинных зверей.
Ситуация была, что называется, на грани. Одно неверное движение, один резкий окрик — и могли бы полететь стрелы. Я приказал своим людям оставаться на месте и не делать глупостей, а сам, оставив оружие, медленно вышел вперед с поднятыми руками, пытаясь показать свои мирные намерения. Я попытался заговорить с ними на том примитивном наречии, которому меня наспех обучила Вежа перед уходом, но они, похоже, меня не понимали. Язык оказался другим.
Пришлось объясняться знаками. Я показывал на солнце, на свои пустые руки, на наши тюки с провизией, пытаясь донести, что мы — путешественники, что мы не ищем войны, а хотим лишь пройти через их земли. Индейцы долго совещались между собой, указывая то на нас, то на наши мушкеты, то на наши светлые волосы и кожу, которые, видимо, казались им чем-то из ряда вон выходящим.
Наконец, один из них, видимо, старейшина или вождь, — высокий, суровый мужчина с орлиным носом и пронзительным взглядом, — сделал несколько шагов вперед и что-то сказал на своем языке. Я, конечно, ничего не понял, но по его жестам и интонации догадался, что он предлагает нам следовать за ним. Это был риск, но и выбора у нас особого не было. Отказаться — значило бы, скорее всего, спровоцировать конфликт. А воевать с местными племенами в их родных джунглях — дело гиблое.
Мы пошли за ними. Индейцы вели нас по каким-то едва заметным тропам, о существовании которых мы и не подозревали. Через несколько часов мы вышли к их деревне — нескольким десяткам хижин, построенных из пальмовых листьев и бамбука, спрятанных в глубине леса. Нас встретили настороженными, но не враждебными взглядами. Женщины и дети с любопытством разглядывали нас издалека.
После долгих и утомительных «переговоров», которые велись в основном с помощью жестов и нескольких слов, которые нам все же удалось выучить, мы пришли к какому-то подобию соглашения. Мы предложили им в обмен на право прохода и проводника на следующий участок пути несколько ножей, топоров, зеркал и цветных бус, которые я предусмотрительно взял с собой именно для таких случаев. Индейцы, подумав, согласились. Подарки им явно понравились.
Проводник, которого они нам дали, — молодой, ловкий парень
по имени Ика, — оказался на удивление толковым. Он знал джунгли как свои пять пальцев и вел нас такими тропами, которые мы сами никогда бы не нашли. Правда, смотрел он на нас все так же с нескрываемым подозрением, и я понимал, что доверять ему полностью нельзя.Именно Ика, через несколько дней пути, вывел нас на нечто совершенно невероятное. Следуя за ним по очередной едва заметной тропе, мы вдруг оказались перед стеной из огромных каменных блоков, густо поросших мхом и лианами. Это были руины древнего, покинутого города, поглощенного джунглями. Огромные, циклопические строения, сложенные из идеально подогнанных друг к другу камней, без всякого раствора. Пирамиды, остатки каких-то храмов или дворцов, широкие лестницы, ведущие в никуда. На стенах виднелись барельефы с изображениями странных, нечеловеческих существ и символы, не похожие ни на ацтекские, ни на майяские, ни на какие-либо другие известные мне письмена. Но самое поразительное было то, что некоторые из этих символов смутно напоминали те, что я видел на карте Дрейка и в его книжице. Особенно часто встречался знак спирали и какой-то стилизованный глаз.
Я стоял, как громом пораженный, глядя на это молчаливое величие. Какая цивилизация могла создать это? Когда? И почему она исчезла, оставив после себя лишь эти гигантские руины, которые теперь медленно, но верно пожирали джунгли? Это было что-то запредельное, выходящее за рамки моего понимания истории этого континента. Я понял, что мы наткнулись на следы чего-то очень древнего, чего-то, что предшествовало всем известным культурам Америки. И, возможно, именно это и искал Дрейк. Эльдорадо было не просто городом золота, оно было связано с этой исчезнувшей цивилизацией. И эти руины — лишь первая ниточка, ведущая к нему.
Наш проводник-индеец, Ика, вывел нас из руин древнего города и провел еще несколько дней по относительно сносным тропам, петляющим среди холмов и негустых лесов. Но когда впереди показалась громада высокого горного хребта, чьи заснеженные вершины терялись где-то в облаках, он остановился и наотрез отказался идти дальше. Сколько я ни пытался его уговорить, сколько ни сулил ему еще подарков, он лишь качал головой и показывал на горы, бормоча что-то о «злых духах», «проклятых местах» и «обители тех, кто не знает сна». Видимо, эти горы пользовались у его племени очень дурной славой. Делать нечего, пришлось отпустить его, предварительно снабдив небольшим запасом провизии и еще парой безделушек. Мы снова остались одни, лицом к лицу с новой, еще более грозной преградой.
Карта Дрейка указывала на узкий, едва заметный проход через этот хребет — своего рода перевал, зажатый между двумя гигантскими пиками. Но чтобы добраться до него, нужно было сначала подняться по крутым, каменистым склонам, лишенным какой-либо растительности, кроме редких чахлых кустарников, цеплявшихся за голые скалы.
Подъем был сущим адом. Если в джунглях нас изматывала жара, влажность и насекомые, то здесь главным врагом стал холод и разреженный воздух. С каждым метром подъема дышать становилось все труднее. Люди, привыкшие к уровню моря, задыхались, хватались за грудь, жаловались на головную боль и тошноту — типичные симптомы горной болезни. Мне, с моим опытом судового врача, приходилось оказывать помощь на ходу, раздавать какие-то свои припасы, заставлять их дышать глубже, двигаться медленнее.
Каменистые тропы, если их вообще можно было так назвать, постоянно осыпались под ногами. Несколько раз камнепады чуть не накрыли часть отряда. Приходилось двигаться с максимальной осторожностью, высматривая каждый шаг, цепляясь за выступы скал. В особо опасных местах мы использовали веревки, чтобы подстраховать друг друга и перетащить наверх мулов. Эти бедные животные страдали, пожалуй, больше всех. Они скользили, падали, сдирали себе ноги в кровь. Несколько мулов, не выдержав нагрузки или оступившись, сорвались в пропасть вместе с ценным грузом. Мы потеряли часть провизии, несколько ящиков с порохом и, что было особенно обидно, почти все оставшиеся запасы рома, который так поднимал боевой дух пиратов по вечерам.