Доктор N

давности, будто было вчера, и как только завершилась

торжественная часть, показали сцены из трагедии, и актёр в роли

Надира, он ещё не шах, но уже изгнал тирана, торжественно

произносил:

мне больно думать, что твоё имя поминают сейчас недобрым

словом. А после смерти? Его произнесут с проклятиями!

хочу издать новые законы, чтобы примирить враждующие секты,

покончить с раздором! и ты, Коба, после спектакля пожимал мою

руку:

доктор,- сказал шутя,- а как наша борьба с оппозицией?

думаешь, легко примирить секты?

– Да, эти вопросы меня мучают, не имею права не сказать!
– Микоян и Серго насторожились.

– Сказать о вашем большевизме!

Что началось!.. Заговорили разом братья по духу и борьбе, чтоб Нариман не смел себя позорить.

– Нет, пусть говорит, выскажется,- и трубку стал чистить, выскребывая блестящей металлической лопаткой черный табак.- Мы тоже кое-что ему припомним!

ты же трус, я знаю.

глинобитное здание с маленькими окнами в решетках, остров смерти,

и мы поехали туда, с нами был еще Мамед Эмин, и ты струсил,

показалось тебе, что мы можем тебя утопить, говорил-грозился,

чтобы отогнать страх.

он шутил, дескать, я тебя трижды спас от гибели, и я тебя

погублю! а потом, став вождем, предложил ему неприемлемое:

или покаешься и станешь работать с нами, выполняя мою волю,

или - я ценю твои заслуги, ибо спасал будущего вождя,- уезжай в

любую страну, чтобы не напоминал о давнем твоем страхе.

темно-карие глаза порыжели, усы опалены табаком, дым съел

взгляд, белое око в крапинах и желтые кончики ногтей.

рассаживаются, каждому отведено место за массивным столом,

три тройки, нечетное число, аксакалы слушались тебя, как

малые дети, подчинялись, ненавидя, восхваляли, презирая, и тайну

эту никто не сумеет разгадать, неразлучная тройка, потом ты их

рассоришь и поодиночке казнишь, справа - тоже четверо: что

говорить о них, бессловесных рабах?

Микоян, предчувствуя, что разговор пойдет необычный, бросил стенографистке, она сидела за отдельным столом:

– Это в протокол не заносить!

– Почему?
– удивился Коба.- Пусть потомки знают, ведь доктор обращается к ним, не так ли?

Тут и Серго голос подает:

– Дело сделано, ряды крепить надо, а не демагогию разводить!

– Мы тоже вспомним, как пойдут воспоминания. О том, как вы покинули коммунаров в беде! Ну да, болезнь, а по существу, если называть вещи своими именами, дезертировали, покинув поле боя. Вот свидетель!
– и на Микояна показывает: нос крючком, почти верхнюю губу задевает, только что был заострен, когда полез примирять, мол, кому это надо, время не повернуть назад, и дело сделано:

– ... Взыграл темперамент, погорячились, свои же, кавказцы, вот на какую высоту, - тост Микояна, - судьба нас вывела!

– Не судьба, партия!
– поправил Коба, уточнив: - Ленинская партия!

Конница детализировала: - Товарищ Сталин, вот кто!

махнет рукой Коба, повелит: станцуй!

и ты выходишь в круг, танцуешь грациозно, напевая под нос,

пока легко-легко дышится, - его любимая лезгинка, и зал огромный

суживается до пятачка, на котором отделываешь каждое движение,

выкладываешься весь, чтобы доставить ему наслаждение,

разгневается, если вполсилы.

– Доктор,- это Серго,- остановись! Не забывай, что у тебя сердце не железное!
– шутит, может, пронесет: куда он лезет, чудак, разве не видит?! Копна волос, вздыбилась во все стороны.

И Микоян: - Муки творчества, писательский зуд, но терзайтесь молча, кому надо мутить воду теперь? Не по-мужски это!
– Ну вот: и здесь про папахи и платки!

– ...Теперь,- продолжает Серго,- когда в перспективе такие грандиозные...
– И о бакинской нефти.

я вижу знаки мне, не слепой, но в сердце что-то оборвалось,

и не понять мне, почему начал .этот разговор и какой в нем толк?

ничего уже не изменить, катимся в пропасть!..

– Оставьте скоропись, я предупреждал не заносить в протокол!
– это один из троих, самый быстрый.

Стенографистка растерялась, красные пятна на лице.

– Я машинально...- запнулась и отставила ручку.
– Извините.

– ...Ну вот, - подвел Коба итоги, - день потерян на бесплодные умствования.

– Но день только начался, Коба, - это Серго, - еще нет и двенадцати.

– К часу мне в Свердловский университет, Микояну надо встретиться со спецами по части нового оборудования. Конница спешит на маневры, тебе самому, Серго, не помешало бы, думаю, выяснить причину диверсии...

– Авария была!
– подал Серго реплику.

– Не спеши с выводами, послушай, что народ говорит! Есть что делать и троим нашим товарищам, у меня написано тут: первый выступает перед курсантами, второму вычитать материалы, прежде чем пойдут в типографию, третьему встреча с учёными, а вам... вам, доктор, по-моему, сегодня надо запереться в кабинете, продумать все ваши...
– какое слово найти подходящее?
– формулировки, - да, именно это. И стенографистке: - Протокол покажете, - взглянул на часы, - в пять, не позже.

А тут явился занять пустующий стул девятый, Ем. Яр-ский:

– Какие новости?
– смотрит сквозь толстые очки на кавказцев.

– Выговор вам за опоздание! Ах да, - вспомнил: - Всесоюзный слёт безбожников, ты ж у нас главный безбожник! Впрочем, безбожники все!

НУ ВОТ, И ВСЕ ТВОИ ПРОРОЧЕСТВА

Явь как продолжение снов: то ли живёт, видя сны, то ли прожил давно жизнь, и она теперь является ему во сне. А кто увидит во сне пророка, - мама говорит, Альма-ханум, детям в назидание, Нариман унесёт в могилу мамин голос, гладко льется, обволакивает лаской и покоем, - прославится в делах мирских и будет близок к царям и повелителям, приумножатся справедливость, добродетель, изобилие земных благ. И врата мудрости откроются перед взором его, и от всяких бедствий будет в безопасности. Если кто болен - излечится, страхом и горестью одержим освободится от них, нищий станет богачом и совершит хадж, паломничество в Мекку: мало, что доктор, был бы Гаджи Нариман!

Если пророк истинный...
– это как с агентами охранки, странные, однако ж, соединительные союзы: истинный пророк как агент охранки! ну да: каждый мнит себя пророком, - к забвению, а если лже - нет разгадки. Впрочем, пророчествуя, был огорчен, что его не слышат, губы шевелились, слова - лишь в сердце стесненном (это к упадку веры и разгулу дьявольских страстей, fiasko).

Первичный знак-тезис готовил к главной формуле: он такое выпалит, что ахнут, пауза, чтоб сосредоточиться, и особо выделить, будто плакат, развернутый над улицей, бьёт-треплет его ветер, надул как парус, иллюзия движения: ВЫИГРАЕТ ПРОИГРАВШИЙ, нет, другой повесить, хоть туго нынче с краской и полотном, мильона два, но в виденьях - бесплатно: ПОБЕДИТ ПОТЕРПЕВШИЙ ПОРАЖЕНИЕ, - невзначай три крепко стоящие на обеих ногах одинаковые буквы - ступени прогресса, что и требовалось доказать. Пошли перекосы-парадоксы,- выстроились один краше другого, и пускай за кружкой пива растолкует: