Доктор Сакс
Шрифт:
Но теперь дождливая ночь, и Джо Плуфф, смирившись, съежившись, спешит в полночь домой (автобусы больше никакие не ходят), нахохлившись супротив холодных мартовских дождеветров, — и глядит через широкую тьму на Змеиный Холм за мокрыми кустами — ничего, стена тьмы, даже тусклого бурого фонаря нет. — Джо идет домой, останавливается слопать гамбургер в «Текстильном обеде», может, нырнул в наше парадное с морщинистым гудроном зажечь чинарик — Затем повернул вдоль по Гершому на угловом дожде и пошел домой (а трагические розы цветут на дождливых задворках полночи, и в грязи потерялись шарики-ролики). Едва Джо Плуфф отрывает пятку от последней доски настила, вдруг видишь слабый буроватый огонек — зажегся вдали в мостовой ночи, сутулясь, весь темный, пронзительно смеясь: «Муии-хи-ха-ха», — растворяясь, перхая, безумный, маньячный, под капюшоном, зеленолицый (недуг ночи, Визагус пачконочий) вплывает Доктор Сакс — повдоль скал, ревов — вдоль крутого берега свалки, спешит — плеща, плетя, плывя, слетая к камышовым низинам Роузмонта, одним движением
14
Граф Кондю прибыл из Будапешта — ему подавай добрую венгерскую землю, чтоб лежать себе спокойненько долгими скучными днями европейской пустоты, — и вот он полетел в Америку дождливой ночью, днем спал в своей шестифутовой песочнице на борту судна Н. П. М. [15] — прибыл в Лоуэлл пировать гражданами Мерримака… вампир, летящий в дождливой ночной реке со старой свалки вдоль поля за Текстильным ко брегам Сентралвилля… подлетает к дверям Замка, располагавшегося на верхнем краю сновидящего луга у перекрестка Моста и 18-й. На вершине этого холма, симметрично старому каменному дому-замку на Лейквью-авеню у Люпин-роуд (и давно утраченным франко-канадским хрюкокличкам моего младенчества), стоит Замок, взметнувшись ввысь весь, королевский маркшейдер лоуэллских монарших крыш и опорных дымоходов (О высокие красные трубы Бумагопрядилен Лоуэлла, высокий краснокирпичный ляпсус «Бутта» [16] , что покачивается в предельных тучах дикого ура-дня и грезогудкового его окончания —)
15
Национальный профсоюз моряков торгового флота Америки — профсоюз, входящий в Американскую федерацию труда и Конгресс производственных профсоюзов, основан в 1917 г.
16
Мануфактура Бутта — одна из первых хлопкопрядилен США, существует с 1835 г.
Графу Кондю хотелось, чтоб его цыплят ощипывали как надо — Он прибыл в Лоуэлл вместе с великим общим наступлением зла — в тайный Замок — Граф был высок ростом, худ, орлинонос, носил накидку с капюшоном, белые перчатки, глаза сверкали, сардоничен, герой Доктора Сакса, чьи лохматые брони настолько застили ему взор, что он едва ли видел, что вообще делает, скача по ночам через свалку, — Кондю пришепетывал, был остер на язык, аристократичен, язвителен, блядорот, словно какой-то бескровный простофиля, балабон с кашегубами, что впухли вовнутрь и мокропляют как бы тоненькими висячими мандаринскими усами, которых у него не было, — Доктор Сакс был стар, вся сила его жвал Хокшо [17] истрачена на возраст, немного просел (слегка напоминал Карла Сэндберга [18] , но по контуру облеплен саваном, высокий и худой, если тенью на стене, а не на миннесотской дороге, гуляя по вольному воздуху, весь кудрявый, распрочертовски радостный во дни святости и Мира —) (Карл Сэндберг, переодетый в темную шляпу, как я видел однажды ночью в ямайско-негритянском районе Лонг-Айленда, в квартале Даун-Стада, на задворках Сатфина, где он шел по долгому трагично освещенному бульвару островов и покойницких неподалеку от лонг-айлендских железнодорожных путей, только что с монтанского товарняка) —
17
Детектив Хокшо (Hawkshaw the Detective) — персонаж газетных комиков (1913–1922, 1931–1952), созданный американским художником Чарльзом Огастесом (Гасом) Мэгером (1878–1956). Его фамилия восходит к общеупотребительному обозначению сыщиков в американском сленге, вошедшему в язык после успеха пьесы английского драматурга Тома Тейлора (1817 1880) «Заключенный под гласный надзор» (1863), где такую фамилию носил один персонаж.
18
Карл Сэндберг (1878–1967) американский поэт, прозаик и редактор, лауреат трех Пулицеровских премий.
Летучая мышь растворилась из воздуха и материализовала у дверей Замка Графа-Вампира в вечерней накидке. La Contessa de Franziano, отпрыск валлийских додонов, свалившаяся с триремы у побережья Ливорно в те времена, когда там еще были средневековые стражи на стенах, но утверждавшая, что она чистокровная Франкони из потомков тех еще Медичи, подошла к дверям, озолоченная быстро ветшающим старым кружевом, где паутинки сплетали нити и спекалась грязь, когда она гнула спину, с жемчужиной в подвеске, на которой спал паук, глаза все ох-долу, в голосе сплошь пустословье в резонансном чане — «Дражайший Граф, вы прибыли!» — она целит в двери всхлипывающими дланями, распахивает их дождливой ночи и редким тусклым огонькам Лоуэлла о другой край котловины — Кондю же стоит твердо, сурово, чопорно, бесстрастно, нацистски, стягивает перчатку — втягивает вдох, чуть пшикая губами и вссапывает — с хрипом —
«Дорогая моя, как бы я ни был якобы невозмутим, уверен, выходки маленьких гномих не чета вашим, когда старый Сахарный Пудинг возвращается домой».
«Как же, Граф, — журчит Одесса, девочка-рабыня (Контесса в лагере), — как вам удается такая живость еще до вечерней крови — Рауль только начал мешать Ныряльщиков —» (Ныряльщиков из Всяко-Всячины).
«Он со своим прежним Пшютом на колокольне, имея в виду, разумеется, миссис Колдун Ниттлинген [19] , будь проклята к чертям ее ветхая шипастая пердель».
19
Немецкий город Киитлинген в земле Баден-Вюртемберг считается одним из возможных мест рождения средневекового мистика и колдуна, бродячего алхимика и астролога доктора Иоганна Георга Фауста (ок. 1480 — ок. 1540), прототипа героя известной легенды, неоднократно обрабатывавшейся в мировой литературе.
«Ну я полагаю — »
«Прибыл ли из Будапешта мой ящик?» — осведомляется Граф (а в миле от него Джо Плуфф успевает к углу Риверсайда, опередив порыв дождя).
«…бюрократические проволочки, Граф, предотвратили всякое подобие прибытия вашего ящика до исхода Круговорота».
«Пфуй! — хлопнув перчатками. — Я вижу, это станет еще одной провальной миссией — искать пук для старой пукорожи — тощешеяя личность — кто еще есть?»
«Блук. Шпляф, его чокнутый громила-ассистент. Мряф, его отпадший дятел с крабьей башкой —»
«И?»
«Кардинал Акры… предлагает свою сарабандовую брошь на кожу Змея — если можно вырезать кусочек… в обмен на брошку…»
«Так скажу, — Вамп-Граф склабится, — они внай чертовски удивятся, когда крестьянству достанется… подливка от этого змея».
«Считаете, выживет?»
«Кто пойдет его убивать, чтоб оживить?»
«Кто захочет его убить, чтоб выжить?»
«Парижаки и Попы — найдите им то, с чем единоборствовать лицом к лицу, да еще чтоб ужас и кровопролитие в перспективе — они удовольствуются деревянными крестами и разойдутся по домам».
«Но старый Колдун хочет жить».
«С той формой, что он принял в последний раз, я бы не брал в голову —»
«Кто такой Доктор Сакс?»
«В Будапеште мне говорили — старый сбрендивший дурень. От него никакого вреда не будет».
«Он здесь?»
«Здесь — предположительно».
«Ну а — как долетели?» (умеренно) «Разумеется, теперь у меня для вас есть ящик с доброй американской почвой, где можно спать, — Эспириту вам ее накопал — за вознаграждение — взымет с вас наверху — а эквивалент К (поскольку денег он никогда не увидит, стало быть, жаждет лишь крови) можете оставить у меня, когда раздобудете, и я ему уплачу — он все ноет и ноет —»
«У меня и сейчас К есть».
«Где достали?»
«У молоденькой девушки в Бостоне, когда сошел в сумерках на берег, около 7, на Милк-стрит снежок вьется, но потом пошел дождь, весь Бостон в слякоти, я втолкнул ее в закоулок и куснул под самой мочкой, высосал с пинту, а половину сберег в золотой банке, чтоб утром на сон грядущий приложиться».
«Счастливец — я себе нашла славного шестнадцатилетнего мальчика в мамином окошке, он считал птичек в послеужинных синих сумерках (солнце на западе только-только закатилось), и я его ухватила за самое адамово яблоко и съела половину его крови, он был сладок — а на прошлой неделе у меня —»
«Довольно, Контесса, вы убедили меня в том, что я мучительно верно поступил, сюда приехав, — Конвент долго не продлится — Замок, несомненно, задребезжит — но (зёв) я хочу двинуться дальше — если, разумеется, Змей и впрямь не возникнет, в таком случае я, само собой, задержусь посмотреть кошмарное зрелище собственными глазами — с немалого расстояния в воздухе —»
«Тогда это должно произойти ночью, дорогой граф». «Увидите Матер, передайте, что я зайду навестить ее утром».
«Она увлечена карточной партией с Тесаком Утробом в Синей Колокольне — принимает Пламеюнца, Посла с широченными полными мощами… тот недавно вернулся из Жадостау, где украл лошадку для поло и отправил ее Магарадже Шпорникспура, который прислал поздравления — В Бенгальских горах, знаете, обнаружили нового Голубка. Считают его Духом Ганди».
«Эта свистопляска с «голубками» совсем вышла из-под контроля, — нахмурился Граф. — Голубисты… серьезно?.. впрямь? Религия мне нравится практичной: кровь — это хорошо, кровь есть жизнь, — а они пускай себе сбоят со своим прахом, урнами и масляным фимиамом… бескровные теософы лунного света — экскалобурые тягомотные маразмудки на неистовой бельмене, хреномоты враскоряку на сдобных лошках и ссакоплошках, костеглавые погремки и ядосплинные яйцастики, отщепенцы, тьфу, блядослужки и чернобрадые пропойные закорюкопоклонники салотяги. Жирь. Сушь. Тупь. Смерть. Влеть! — он харкнул. — По я сделаю все, чего желает Верховное Командование, разумеется. — Имеется ли у нас что-либо выдающееся для украшения моего ящика?»