Доктор велел мадеру пить...
Шрифт:
Вторая рукопись выглядела гораздо лучше - аккуратные строки, почти без помарок - хоть отдавай машинистке.
Отец, однако, не успокаивался и переписывал рукопись еще один раз, третий.
И этот, третий,
На этом этапе работы над новым своим сочинением (третья рукопись) на мой вопрос, что он сейчас делает, отец озорно улыбался, прикладывал ко рту две сложенные ладони и с шумом выдувал воздух, словно бы наполняя невидимый воздушный шарик...
Мальчишка, да и только!
"Живу..."
Таково последнее слово в его земной жизни, написанное писателем Валентином Катаевым в дневнике.
После этого было еще полтора месяца страданий в больничной палате, желания выбраться оттуда.
Через несколько дней после начала болезни, когда нам, его жене и детям, позволили навестить отца, мы принесли
в палату несколько букетов цветов.Это были очень хорошие, сильно пахнущие розы - крупные и мясистые.
Отец повел глазами, слабо иронически улыбнулся и проговорил:
– Как на похоронах.
Прошел месяц.
Состояние его, как говорится, стабилизировалось и больничная палата стала тяготить его.
Последние слова, сказанные мне, были такие:
– Обещай мне, что ты меня увезешь домой.
Он крепко держал мое запястье своей такой родной прекрасной рукой и лицо выражало уверенность, что уж сын-то не подведет. Но эта безоглядная уверенность говорила о том, что уже ничего не осталось, кроме последней, самой последней надежды.
Выйдя из палаты, я направился к врачу и тот заверил меня, что в понедельник (дело было в пятницу) отца отпустят домой.
До возвращения домой ему нужно было продержаться двое суток. Не случилось.
В субботу отца не стало.
Постоянно думаю о нем, размышляю, восхищаюсь и вместо того, чтобы раз и навсегда попрощаться, повторяю: - Привет, папа...
Москва - Отепя - Москва
Весна - лето 2002 г.