Доктор Великанов размышляет и действует

– Летят! – говорил Василий Степанович, откладывая в сторону инструмент.

Мягкий басок родного мотора нарастал медленно, но неуклонно, превращаясь в грозный, предупреждающий гул.

– Шесть… восемь… двенадцать… – отсчитывал Василий Степанович. – Восемнадцать нынче!

Самолеты деловито уходили на запад, и оттуда иной раз доносились приглушенные могучие раскаты.

– Станцию наши бьют, по ихним эшелонам кроют, – соображал по направлению разрывов Василий Степанович. – А вы, Арсений Васильевич, полагаете, что в плену мы находимся. Разве это плен, если каждый день со своими видимся? Как были хозяева, так и есть!

После пролета самолетов Василий Степанович весело налегал на работу, напевая какую-нибудь забористую и задорную частушку.

В конце села расположился немецкий госпиталь: по движению санитарных автобусов можно было судить о напряженности боев и размерах будущих заказов. Получив заказ, Василий Степанович надевал очки, подходил к притолоке и крупными цифрами делал запись, сообщая итог доктору Великанову.

– На сегодняшний день имеет шестьсот семнадцать изделий. Не иначе, «катюша» работала.

Подобные разговоры велись, разумеется, вполголоса, потому что от двора комендатуры мастерскую отделяла тонкая дощатая стена сарая, просвечивавшая множеством щелей и дыр, а иные из немцев понимали русскую речь. Особенно досаждал Василию Степановичу ефрейтор Дрихель, обычно передававший заказы.

Однажды, заскочив не вовремя в сарай, он обнаружил некоторый запас крестов, изготовленных Василием Степановичем на всякий случай, в порядке патриотического оптимизма.

Усердие мастера, предвосхищавшего судьбу многих соотечественников, показалось ефрейтору подозрительным, и он закричал:

– Эт-то што?

– Кресты, – невозмутимо ответил Василий Степанович.

– Затшем? Заказ даван не биль?

Василий Степанович успел подмигнуть доктору Великанову.

– У нас, ваше немецкое благородие, на подобный случай резонная поговорка имеется: запас есть не просит.

Пословицы Дрихель не понял, но из духа противоречия зашумел:

– Просит! Ошень ест просит! Приказывай ломать!..

Василий Степанович попробовал обмануть ефрейтора, разобрав кресты, но это не удалось. Дрихель распорядился порубить их топором. Он пригрозил пистолетом.

– Вот собака! – проговорил Василий Степанович после ухода немца. – Учуял наше доброжелание.

Прямо за стеной сарая росла необычайно большая и развесистая липа. Чины комендатуры, заезжие офицеры, а иногда и сам обер-лейтенант Ренке очень любили сидеть в ее тени. И случилось так, что меряя сложенные у стены сарая бревна, доктор уловил немецкий разговор.

– Есть поблизости село Солонцы? – спросил он Василия Степановича.

– Есть такое – километров восемнадцать, а то и двадцать от нас будет, – не прерывая работы, отвечал плотник. – На что оно вам понадобилось?

– Завтра утром туда немцы поедут, скот отбирать.

Василий Степанович положил пилу и повернулся к доктору Великанову.

– Откудова это известно, Арсений Васильевич?

– Они под липой между собой говорили.

– Да ведь они по-немецки балакают, как гуси гогочут, совсем непонятно.

– Я немецкий язык знаю.

– Тогда, конечно, дело иное… Что же они там решили?

– Они говорили, что завтра в шесть часов утра в Солонцы пойдут две машины. Какой-то лейтенант и с ним шестнадцать человек команды. Им поручено реквизировать двадцать голов скота.

– Ишь, что надумали! – проговорил Василий Степанович, снова берясь за пилу, но доктор Великанов заметил, что старый плотник стал задумчив и работа у него не клеилась.

Через полчаса Василий Степанович надел кепку и окликнул доктора:

– Побудьте пока здесь, Арсений Васильевич, я схожу деревцо себе выберу.

– Мы же вчера ходили за лесом! – удивился доктор.

– Ходили. Только теперь мне дубок потребовался – для инструмента ручку сделать.

Вернулся Василий Степанович к концу дня. Он был очень спокоен.

Вечером, ложась спать, он завел разговор с доктором.

– А мне и невдомек было, Арсений Васильевич, что вы по-ихнему разбираетесь.

– Как же, милок! – отозвалась Ульяна Ивановна, чинившая рубаху Василия Степановича. – Наш доктор по-всякому может. Книг и журналов у нас было видимо-невидимо, и как ни придешь, бывало, в кабинет, Арсений Васильевич сидят и по-иностранному читают: и по-немецки, и по-американски, и по-всякому.

Любя справедливость и истину, доктор Великанов остановил расходившуюся сестру-хозяйку:

– Немецкую специальную литературу я просматривал регулярно – это верно… Но запомните, Ульяна Ивановна, что американского языка в природе не существует.

За этот вечер Ульяна Ивановна и Василий Степанович узнали много интересного не только о языке, но и о быте американцев.

На следующий день утром, когда в мастерской шла обычная работа, в комендатуре началась суматоха. То и дело подъезжали машины со множеством вооруженных немцев, а Ренке так кричал по телефону, что доктор Великанов слышал его голос даже в сарае. Потом к крыльцу подкатил таинственный грузовик, плотно закрытый со всех сторон брезентом.

Часов в десять в дверь просунулась голова Дрихеля.

– Шест-над-цать унд ейн офицерски! – крикнул он. – Штоп бистра!

Василий Степанович надел очки и подошел к двери.

– Шестьсот семнадцать и семнадцать – шестьсот тридцать четыре! – подытожил он и, по обыкновению, подмигнул доктору Великанову.

Прислушиваясь к разговорам немцев, доктор Великанов вскоре узнал, в чем дело: немцы хоронили лейтенанта и солдат, посланных в Солонцы.

– Что же это с ними попритчилось? – почесывая голову, спросил Василий Степанович.

– Они найдены убитыми в лесу, а машины, на которых они ехали, взорваны гранатами.

– С чего бы это?

– Немцы говорят: партизаны.

– Чудно!.. Какие здесь партизаны? Может, солонцовские? У нас-то нету…

Василий Степанович, сразу ставший серьезным и строгим, выразительно и внимательно посмотрел на доктора и крепко налег на рубанок.

Работы было немало. В тот день доктор Великанов натер на руках огромные водяные мозоли, что сильно огорчило Ульяну Ивановну, но не помешало очередной вечерней беседе.