Доктор воровских наук
Шрифт:
– А мы и вдали от ведер не курим, - проворчал Алешка.
Мы тяжело вздохнули, сели рядом с вонючим ведром и взялись за тряпки. А дядя Федор полез под машину.
– А родители-то где?
– спросил Алешка.
– Мои?
– глухо отозвался дядя Федор.
– В Курске. Или еще где.
– А наши?
– хмыкнул Алешка.
– В магазин пошли, продуктов подкупить. Говорят, вы едите больно много. Не напасешься.
– Вот врет-то, - шепнул мне Алешка.
Мы поваландались в ведре, отмыли какую-то кривую скобочку с дырочками и, вытерев руки, развалились на травке.
Алешка что-то
Солнышко грело вовсю. По лицу пробегал легкий пахучий ветерок. Птички щебетали. Глаза закрывались.
Я что-то сказал. Алешка не ответил…
– Во дают!
– разбудил нас папин голос.
– Ночи им мало!
– Он стоял над нами, заслоняя солнце, а у ног его стояли набитые провизией сумки.
– Где бегали-то?
– В монастыре, - сказал Алешка.
– Там монахи выращивают всякие продукты: варенье, вино, огурцы соленые. И сражаются на стенах.
– Классная информация, - сказала мама и стала разбирать сумки.
– Пап, - сказал Алешка, поднимаясь, - я вспомнил, у этого доктора фамилия Лепило… Ой, обознался! Чашкин - его фамилия.
– Ложкин, - немного уточнил я.
– Иван Павлович Ложкин.
– Поварешкин, - вставил и свое слово из-под машины дядя Федор.
– Детали готовы?
– И стал, кряхтя, выбираться на волю.
Он увидел на поддоне чисто вымытую скобочку, но в восторг от нашего усердия почему-то не пришел:
– Это все?
– Повертел скобочку в руках.
– Отмыто знатно. Только зачем?
– и зашвырнул скобочку в кусты.
– Это, попутчики мои, дверная ручка. От старой избы. И как она в ведро попала?
Ну и механик! Великий, как Кулибин.
– Значит, Ложкин?
– уточнил папа и, достав из кармана свой сотовый, скрылся в машине.
А Лешка скрылся за машиной, сзади. У нее был открыт багажник, и ему все было прекрасно слышно.
– Семенов?
– спросил папа, набрав номер.
– Оболенский беспокоит. Пробей-ка быстренько мне одну личность. Записывай: Ложкин Иван Павлович, врач по профессии. Да. И звякни мне на сотовый. Жду.
Ждал ответа он в машине. Его сотрудники были очень дисциплинированные и выполняли его просьбы (приказы, точнее) быстро и точно.
– Обедать!
– позвала мама.
– Идем!
– отозвался папа и схватился за пикающий телефон.
– Слушаю. Оболенский.
– Помолчал и, видимо, повторил полученную информацию: - Так, понял. Подозревается в изготовлении наркотиков… В настоящее время местонахождение неизвестно… Хорошо, спасибо.
– И сказал уже совсем другим тоном, Алешке: - А тебе уши заклею, чтобы не подслушивал.
– А как ты догадался?
– спросил Алешка.
– Ты сопел здорово, - объяснил папа.
– Наверное, от любопытства.
Но я-то сразу сообразил, что он просто разглядел Алешкины любопытные глаза в зеркальце над лобовым стеклом.
– Вот что, друзья, - сказал папа очень серьезно.
– Держитесь от этого Ложкина подальше. Он наркотиками занимался. Но как-то вывернулся, ушел от ответственности. И молоко у него больше не брать! Категорически. И яблоки тоже.
Дядя Федор уже нетерпеливо сидел за столом. Мама разливала по мискам суп. Из пакетиков, конечно. Мы плюхнулись на свои места, а мама вдруг поморщилась:
– Фу! Как эта лампа керосином воняет.
– Это
не лампа, - сказал дядя Федор, берясь за ложку.– Это ваши дети.
Пришлось идти на ручей, отмываться.
– Ты понял?
– спросил меня Алешка, когда мы мыли руки.
– Этот Ложкин нам сонные яблоки подсунул. Помнишь, как в «Спящей красавице»?
– В «Мертвой царевне», - поправил я.
– А при чем здесь яблоки?
– Опять у него дикие выводы.
– У него там лаборатория, так? Он там изготавливает всякие препараты, так? Испытывает их на жене, на корове, так? И, наверное, прививки деревьям делает. Помнишь, мы яблок наелись и все спать повалились, до самого утра без просыпа?
Наконец-то что-то прояснилось. Но Алешка ошибся.
– Молоко!
– Меня просто осенило.
– Дядя Федор на бессонницу жаловался. А он молока в тот вечер не пил!
– Теперь, - не смутился мой младший братец, - я все-все про них знаю!
– Про кого?
– Мы уже подходили к столу, и я спросил об этом шепотом.
– Про бандитов!
Глава XI
ПОУЧИТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ
Вторая половина дня прошла довольно скучно. Нам пришлось помыть на ручье посуду (и мама потом долго ее обнюхивала - не пахнет ли она керосином), прибраться в палатке и целых полчаса подавать дяде Федору ключи под машину. Мне даже кажется, что под машиной его самое любимое место в жизни.
Дядя Федор лежал там в комфорте и не столько работал, сколько болтал.
– Саныч!
– говорил он, кряхтя и позвякивая ключами.
– А на шоссейке-то - паника! Посты усиленные, проверки. Водилы боятся, что их тоже ограбют. А надысь вижу - идут по трассе два фургончика, а их гаишный «жигуленок» сопровождает. Во как!
– «ДПС-16»?
– спросил Алешка, заглядывая под машину.
– Чего шишнацать?
– переспросил дядя Федор.
– «Жигуленок»!
– Откель мне знать? Что я их, считал, что ли? Может, и шишнацать. Обыкновенный, с надписями. За рулем - инспектор.
– Чашкин?
– опять сунулся под машину Алешка.
– Плошкин!
– рассердился дядя Федор.
– Он мне документ не предъявлял. Давай лучше ключ на двенадцать. Прямо не малец, а вопросник какой-то. «Что, где, когда?»
Папа в разговоре участвовал молча. Слушал и поглядывал на Алешку. А потом взял его за плечо и спросил:
– А при чем здесь Чашкин? Это кто такой?
– Так просто, - невинно хлопая глазами, ответил Алешка.
– Это гаишник. Мы его сперва на дороге, а потом в Пеньках видели. Он к доктору заходил.
– Зачем?
– строго спросил папа.
– А мы знаем?
– Алешкины глаза стали круглыми.
– Какие-то деньги ему приносил. Какое-то лекарство просил. У него хронический насморк.
– Откуда такие подробности?
– спросил папа.
– Подслушивали? Под окошком сидели?
Интересно, а у папочки откуда такие подробности?
– Значит, Чашкин, говоришь?
– спросил он Алешку.
– Не перепутал?
– И взялся за телефон, своему Семенову звонить. Несмотря на отпуск.
О чем он его спрашивал, мы не услышали: папа предусмотрительно отошел от машины и разговаривал на открытом месте. Скрытно не подслушаешь.