Долг самурая

— Спуститься? — обмирая от ужаса, прошептал самый младший.

Старшие ничего не сказали, но все их взгляды устремились на страшную белую дверь, ведущую в черную бездну подвала.

— Ну, а ты сам-то? — спросил недовольно старший мальчик. — Сам-то ты можешь туда спуститься?

Рю пожал плечами и небрежно ответил:

— Почему бы нет. Запросто спущусь. И проведу там пять минут! — добавил он, все больше входя в роль бесстрашного героя.

Ужас сковал уста мальчишек. Вероятно, каждый из них представил себе эти долгие, как вечность, пять минут. Пять минут, каждая из которых была наполнена безграничным ужасом и леденящей кровь опасностью встречи с настоящим мертвецом.

— Ты не сможешь просидеть там пять минут, — сказал старший мальчик. — Никто из нас не смог бы просидеть там пять минут, а ты ничем не лучше нас.

— Может, поспорим? — Рю начинал уже потихоньку дрожать всем телом от возбуждения и предчувствия подвального холода и темноты.

— На что?

— На твой новый мопед.

— На мопед? Но мне его только подарили! Я даже не успел на нем как следует покататься.

— Но ты ведь уверен, что выиграешь. А раз так — тебе нечего опасаться.

Старший мальчик колебался.

— Не бойся, — сказал ему кто-то из мальчишек. — Он ни за что не просидит там пять минут.

— Он только болтать горазд, — подтвердил другой.

— Ты ничем не рискуешь, — добавил третий. Старший мальчик улыбнулся, посмотрел на Рю и спросил:

— А что поставишь ты?

— Я? — Рю озадаченно поскреб в затылке. — Ну, а что ты хочешь?

— Твой принтер, который тебе подарил дядя, — выпалил мальчишка.

Предложение застало Рю врасплох. Он как-то не подумал о том, что придется делать ответную ставку.

Принтер появился в комнате Рю месяца два назад и с тех пор был постоянным предметом его гордости. Ни у кого из друзей Рю своего принтера не было. Все бегали к Рю с дискетами, на которых были скачанные неизвестно у кого неприличные картинки и стишки.

Дядя, пожилой, бездетный холостяк, обожающий племянника, при каждом своем посещении неизменно спрашивал:

— Ну, дружок Рю, как поживает твой принтер? Рю бежал в свою комнату и приносил дяде очередной распечатанный лист.

— Отлично, — говорил дядя, вертя в пальцах бумажный лист формата А4. — Значит, он не только красив, но еще и работает!

— Еще как работает, — подтверждал Рю. — Как часы!

— Это хорошо, — кивал дядя и улыбался такой улыбкой, что Рю понимал: подаренный принтер принес дяде едва ли не больше радости, чем самому Рю.

Потому-то Рю и колебался. Слишком ценной была ставка.

— Ну, так что? — осведомился спорщик, глядя на Рю с легким оттенком превосходства. — Боишься проспорить?

Лицо Рю вспыхнуло.

— Я? Нет, не боюсь! Мой принтер — против твоего мопеда. Договорились?

— Договорились.

Спорщики пожали друг другу руки, как это делают герои европейских и американских фильмов.

Рю усмехнулся и повернулся к двери, ведущей в подвал.

— Посветите на ручку, — сказал он.

Мальчик, сжимающий фонарь, направил желтый луч на дверную ручку. Рю взялся на ручку, досчитал мысленно до пяти, чтобы успокоиться, и рванул дверь на себя. Черный зев подвала дохнул на него холодом.

— Так и будешь стоять или спустишься? — насмешливо поинтересовался старший мальчик.

Рю, не оборачиваясь и не отвечая, шагнул вниз по ступенькам. Дверь захлопнулась у него за спиной, лестница погрузилась во мрак, и в то же мгновение на Рю накатил такой ужас, что спине стало холодно, а волосам на голове, наоборот, жарко.

Рю повернулся и рванул было обратно к двери. Он уже готов был выскочить из подвала, но, собрав всю волю в кулак и до боли закусив губу, сказал себе: «Нет! Я выйду победителем!»

Он повернулся, нащупал рукой перила и медленно, ступенька за ступенькой, двинулся вниз.

Дойдя до последней ступеньки, Рю остановился и, зажмурив глаза, принялся отсчитывать секунды. Пять минут — это триста секунд. Для верности Рю решил считать не до трехсот, а до трехсот пятидесяти. Он старался считать медленно и четко.

Время от времени из глубины подвала доносились какие-то шорохи и скрипы. Но Рю, обмирая сердцем, продолжал считать. Он загадал, что если ни разу не остановится, отсчитывая секунды, значит, с ним ничего не случится. Главное — выдержать и не прервать счет.

Секунды тянулись томительно и ужасно долго. Вокруг Рю началось настоящее буйство воображаемых (а может быть, реальных?) чудовищ. То поодаль, то совсем близко скрипели половицы, в воздухе раздавался шорох как бы невидимых во тьме крыльев, обдавая лицо Рю волной холодного воздуха.

А Рю все считал. Ужас, нарастая, достиг своей верхней точки и затем превратился в мертвенное безразличие. Рю словно бы сам стал бесчувственным компьютером — оцепенел телом и душой. И только губы шептали во тьме: двести… двести один… двести два… двести три…

Между тем мальчишки за дверью стояли так же, как Рю, замерев от страха. Они приникли к двери и превратились в слух, каждую секунду ожидая, что за дверью раздастся крик или стон. Время от времени они тихо перешептывались, готовые в любую секунду броситься наутек.

— Сколько уже? — спросил один из мальчишек самого старшего.

Тот нажал на кнопочку подсветки, глянул на циферблат часов и так же тихо ответил:

— Три минуты.

— Еще две?

— Да.

И мальчишки снова затихли, вслушиваясь в зловещую тишину, которая холодным, бесформенным комом навалилась на дверь с той стороны.

Время тянулось бесконечно.

— Сколько? — снова спросил кто-то из мальчишек.

Старший снова глянул на освещенный циферблат, на крошечный желтый кружочек, мерцающей во тьме дома.

— Четыре минуты.

— Еще минута?

— Да.

Из-за двери по-прежнему не доносилось ни звука. Мальчишки стояли у двери, сбившись в кучку и подрагивая то ли от холода, то ли от нетерпения, то ли от страха.

— Ну? — спросил, чуть не плача, самый младший. — Долго, что ли, еще?

— Нет, — ответил старший. — Сейчас уже будет пора.

Мальчишки шумно задышали, зашептали в несколько голосов, не в силах больше терпеть тишину.

— Все, пора! — сказал старший, глянув на часы.