Долг
Шрифт:
Джессика.
Она сидит там с чашкой чая в руке и настороженной улыбкой на губах, костыли прислонены к подоконнику.
Пока я неловко моргаю, пытаясь понять, что происходит, Табита говорит:
— Твоя подруга пришла, чтобы увидеть тебя, но тебя не было дома. Почему я никогда не встречала ее раньше? Она прелестна.
«В самом деле, так и есть», — думаю я, смотря на нее, сидящую на диване. На ней изумрудно-зеленый сарафан и белый кардиган, подходящий по цвету к ее гипсу. Волосы распущены и свободно лежат на плечах, губы красные, как рубины.
— Прости, я не хотела появляться
— Не стоит, — отвечаю ей.
— Ну, не стойте там, мистер МакГрегор. Присаживайтесь, — говорит Табита, вставая с кресла. — Я принесу ещё чаю.
— Совсем не обязательно, — говорю ей вслед, но она лишь ворчит, пока исчезает на кухне.
— Мистер МакГрегор, — задумчиво произносит Джессика, когда я подхожу к дивану. Она смотрит на меня, склонив голову в сторону. — Я не знаю твою фамилию.
— А я все ещё не знаю твою, — лгу я.
— Чарльз.
— Рад познакомиться с тобой, Джессика Чарльз, — говорю ей, садясь рядом в кресло в стиле Честерфилд.
— Приятно познакомиться, Кейр МакГрегор, — отвечает она. Прикусывает губу и смотрит на свой чай. Я знаю, насколько близко сижу к ней и что смотрю на нее совершенно открыто, но не могу сдержаться. — Прости еще раз, что пришла вот так.
— Тебе станет лучше, если я скажу, что ты лучшее, что произошло со мной за этот вечер? — мягко заверяю ее, опираясь локтями на колени, слегка толкая ее плечом. Она пахнет яблоневым садом, возможно, это ее лосьон для тела. Что бы это ни было, аромат очень аппетитный.
— Правда? — спрашивает она, быстро взглянув на меня, прежде чем занять руки чаем. Чашка все еще слегка дрожит. — Я помню, ты сказал, что живешь в доме с красными цветами у входа. Я была по соседству и... подумала, что поздороваюсь.
— А раньше ты была в пабе, — она открывает рот. — Джилл, бармен, рассказала мне, — сообщаю ей.
Она закрывает глаза.
— Боже мой. Я похожа на сталкера.
— Поверь мне, ты не сталкер, — делаю паузу. — Я очень рад, что ты здесь. Если бы знал, я бы поспешил. Должно быть, ты сидишь здесь уже какое-то время.
Теперь ее щеки практически одного цвета с ее волосами. Она снова робко смотрит на меня.
— Мне нужно было набраться смелости. Так что я пошла прогуляться, прежде чем постучать в дверь, — она качает головой и стонет. — Боже, клянусь, обычно я не такая. Мне нужно идти.
Джессика ставит чашку, и та гремит на блюдце, когда чай переливается через край, затем пытается спешно подняться.
Я беру ее за руку, твердо удерживая на месте.
— Ты никуда не пойдешь, — говорю ей, — если только со мной. Останься. Пожалуйста.
Я осторожно тяну ее вниз, моя рука удерживает ее руку. Ее кожа, словно атлас, невероятно мягкая, а мышцы твердые. Интригующая комбинация.
Она смотрит в сторону кухни.
— Я не хотела ее задерживать. Когда она сказала, что тебя нет дома, я повернулась, чтобы уйти. Но она настояла, чтобы я осталась. Сказала, что не знала, что у тебя есть друзья.
Стараюсь не морщиться при этих словах.
— Уверен, она тебе все уши прожужжала.
Джессика посылает
мне мягкую улыбку.— Она не переставала говорить о твоем кузене.
Закатываю глаза.
— Совсем не удивлен.
— А вот и я, — говорит Табита, словно знает, что мы говорили о ней, хотя она глуховата. Она несет чашку чая для меня и ставит ее передо мной с несколькими песочными печеньями на блюдце.
Я благодарю ее, и она садится на свое потрепанное кресло, прежде чем атаковать Джессику вопросами.
Рыжик относится к ним спокойно, и я понимаю, что слушаю каждое ее слово, жадный до любой дополнительной информации о ней. В то время как она заметно напрягается и уклоняется от вопросов о своем детстве, она с радостью рассказывает о времени в Ванкувере, где она училась в университете на учителя. Но если она и мечтала стать школьным учителем, прежде чем переключилась на йогу, она не называет нам причины и основание для смены деятельности.
Я составляю список вопросов, которые хочу задать ей позже, когда мы останемся наедине, если такое случится. Но, когда мы допиваем наш чай, и Табита начинает засыпать в кресле, все мои вопросы вылетают в трубу. Все, на чем я могу сосредоточиться, это горсть веснушек на ключице Джессики, интересно, каково будет прикоснуться к ним языком. Есть в воздухе нечто такое, похожее на электричество, которое растет между нами. Я должен списать это на то, что мы находимся у меня дома, а не в баре, хотя мы все еще не одни.
— Мы должны уйти, — говорю я Джессике, помогая встать и вручая ей костыли. Голова Табиты лежит на кресле, она немного похрапывает.
Мы выходим в коридор, хотя я не уверен, куда нам следует пойти. Сейчас одиннадцать вечера, и я до сих пор не знаю, почему Джессика искала меня сегодня.
Смотрю на лестницу, ведущую к моей квартире, и поднимаю брови, глядя на Джессику.
— Хочешь подняться наверх?
— Мне не следует, — быстро говорит она и, похоже, собирается уходить, но останавливается, кусая губу, пока наблюдает за моей реакцией.
— Не следует, — повторяю я. — Только я спросил не об этом. Я спросил, хочешь ли ты, — киваю головой в сторону лестницы. — После этого чая тебе может понадобиться стаканчик на ночь. У меня есть виски.
Не хочу показаться наглым. Не хочу давить на нее. Но могу сказать, что она сомневается в том, что хочет делать, и том, что она думает, должна делать. Это две совершенно разные вещи. Один вариант может закончиться в моей постели или просто на диване за разговором. Другой заберет ее у меня, и, как я уже говорил себе, прежде чем вернулся домой, я не отпущу ее так легко.
— Виски было бы хорошо, — наконец, произносит она, застенчиво глядя на меня. — Может помочь мне расслабиться.
— Пойдем, — говорю ей, указывая, чтобы она следовала за мной по лестнице. — Знаю, я не должен спрашивать, но тебе нужна помощь?
Она отвечает «нет», и я осторожно наблюдаю, как она легко поднимается по лестнице.
— Не знаю, как у тебя получается делать подобное с таким изяществом, — замечаю я, пока открываю дверь. Я знаю, что не должен слишком беспокоиться, потому что наружная дверь всегда заперта, но паранойя иногда берет надо мной верх.