Долгая дорога домой

Наш район считался очень бедным. В те годы, когда я носился по его кривым немощеным улочкам, он служил обиталищем множества железнодорожных рабочих нашего города. В глазах состоятельных и уважаемых горожан мы были во всех смыслах худыми людьми. Там почти ничего не строилось, а некоторые дома того и гляди могли рухнуть. Те, кто жил не в муниципальных домах, ютились в таких же крошечных, как и мы: с узкими извилистыми коридорами, в одной-двух комнатах, обставленных лишь самым необходимым – парой полок, низкой деревянной кроватью и, может, краном над сточным отверстием.

Кроме стаек нас, детей, по всему городу вальяжно бродили коровы, даже в самом центре, где они могли разлечься и спать на самой оживленной улице. По ночам на углах улиц вповалку спали свиньи, которые днем разбредались, ища, чем поживиться. Они будто работали по графику с девяти до пяти, и в урочное время шли домой спать. Никогда нельзя было сказать, был ли у них хозяин, они просто бродили по округе. А мусульманские семьи еще держали коз и кур, вечно возившихся в пыли. Увы, собак тоже бегало много, их я боялся. Некоторые были беззлобными, но многие – злющими и непредсказуемыми. Особенно я стал бояться собак после того, как одна за мной погналась с рычанием и лаем. Убегая, я споткнулся и ударился головой о кусок битой плитки, торчащий из старого тротуара. Повезло, глаз уцелел, но я сильно рассек бровь – сосед наложил мне повязку. Наконец, отправившись домой, я столкнулся с Бабой, человеком, которого мы почитали как местного святого, дервиша, и он сказал мне больше никогда не бояться собак – они кусают, только если чувствуют страх. Совету я старался следовать, но, видя собаку на улице, все же нервничал. От матери я знал, что некоторые еще и разносят смертельные болезни, которые можно подхватить, даже если они лишь слегка цапнут. Собак я не люблю до сих пор, а шрам все еще виден.

После ухода отца маме пришлось работать, чтобы нас прокормить. Вскоре после рождения Шекилы она начала работать на стройках, с рассвета до заката носила на голове тяжести под палящим солнцем шесть дней в неделю. Так что видел я ее не слишком часто. Часто искать работу приходилось в соседних городках, тогда она не возвращалась домой по несколько дней. Случалось, что мы видели ее пару раз в неделю. И все равно ей не удавалось заработать достаточно на себя и четверых детей. Чтобы помочь нам сводить концы с концами, Гудду лет с десяти стал подрабатывать в ресторане посудомойщиком. Но и тогда мы нередко оставались голодными.

Мы жили одним днем. Не раз нам приходилось выпрашивать еду у соседей и попрошайничать на улице у рынка или станции, а все же с трудом, но как-то день за днем выживали. Каждый раз по утрам все покидали дом в поисках хоть чего-нибудь: еды или денег. В конце же дня возвращались, выкладывали на стол, кто что смог достать, и всё делили. Помню, что почти всегда у меня сосало под ложечкой, но странное дело: меня это как будто не особенно волновало. Я просто привык и принимал все как должное. Мы были тощими детьми с распухшими от голода животами. Недоедали, конечно, но так было тогда с детьми бедняков по всей Индии, ничего необычного.

Как и всем детям в округе, нам с братьями приходилось проявлять изобретательность, чтобы добыть себе пропитание. Иногда просто сбивали камнями манго с чьего-нибудь дерева. Но бывало, ввязывались и в авантюру покрупнее.

Однажды, возвращаясь домой, мы решили пойти окольным путем через поля и наткнулись на большой курятник метров 50 в длину. Его охраняли сторожа с ружьями, но Гудду решил, что в него все равно можно безнаказанно запустить лапы. И мы придумали план: посидим в засаде, пока сторожа не пойдут гонять чаи, и тогда я проникну внутрь – я ведь мал ростом, не заметят. А Гудду и Каллу – за мной. Гудду велел нам подвернуть передние края рубашек и набрать как можно больше яиц, потом выскочить и нестись домой.

Из укрытия мы наблюдали за сторожами, выждали, пока они с работниками пойдут обедать лепешками роти, запивая их чаем масала. Нельзя было терять ни минуты. Я прошмыгнул внутрь и стал сгребать яйца. Подоспевшие Гудду и Каллу тоже принялись за работу. Но куры всполошились, раскудахтались и привлекли внимание сторожей. Они ворвались в сарай, оказавшись всего метрах в двадцати, и мы дали стрекача.

– Деру! – крикнул Гудду.

Мы кинулись врассыпную. В скорости охранникам было с нами не тягаться, а они, на наше счастье, не стали стрелять. Спустя несколько минут я понял, что удрать удалось, и спокойным шагом направился к дому. Увы, но забег яйца не перенесли. Из девяти целыми доехали всего пара, остальные только заляпали мою рубашку. Оказалось, братья меня опередили, и мама уже поставила на огонь сковороду. Спасти удалось десяток яиц – достаточно, чтобы всех накормить. Я коршуном наблюдал, как мама положила первую порцию на тарелку Шекилы, и не удержался – схватил кусок и бросился вон, не обращая внимания на оглушительный плач сестры.

В другой раз я рано проснулся от голода, но обнаружил, что дома ни крошки. Вспомнил, что приметил неподалеку поле недозрелых помидоров и отправился туда в надежде утолить голод. Утро было прохладным, и я так и пошел, завернувшись в одеяло. Добравшись до поля, протиснулся в дырку в ограде с колючей проволокой, и спустя мгновение уже срывал помидоры, заодно уплетая часть прямо на месте, впиваясь в терпкую мякоть. Вдруг раздался громкий свист, и я увидел пять-шесть парней, несущихся ко мне через поле. Я стремглав бросился к ограде и юркнул в дыру, понимая, что для них она окажется слишком мала. И тут столь ценное для меня красное одеяло зацепилось за колючую проволоку. Преследователи нагоняли, так что ничего не оставалось, кроме как бросить его. Когда я вернулся, мама обрадовалась принесенным помидорам, но из-за одеяла мне сильно влетело. Однако она не побила меня, как сделали бы большинство родителей на ее месте; она никогда не поднимала руку ни на одного из нас.

А в другой раз попытка достать еду чуть не стоила мне жизни. Я подрядился перетащить по главной улице десять крупных арбузов до развала на городском рынке. Торговец пообещал немного денег, а я надеялся, что он еще и угостит меня кусочком, когда я управлюсь. Но арбузы были большими, а я – маленьким, и на оживленной улице не успел увернуться. И вот я уже лежу на выпачканной смолой дороге, из головы сочится кровь, а валяющийся рядом арбуз превратился в алое месиво. Повезло, что сама голова также не раскололась, – я попал под колеса мчавшегося мотоцикла. Нога тоже болела. Мотоциклист меня пожалел и довез до дома. Я проковылял внутрь. Мама чуть с ума не сошла, тут же отвела к доктору, и меня перебинтовали. Не знаю, как она с ним расплатилась.

Чем старше становились братья, тем меньше времени они проводили в Гинестлее – осваивали новые охотничьи угодья, спали на вокзалах и под мостами. Изредка наш дервиш, Баба, присматривал за мной и Шекилой в мечети или брал меня на реку рыбачить с помощью длинной бамбуковой палки и лески. В остальное время за нами приглядывали соседи либо мы оставались с Гудду в ресторане, где он драил в тазу кастрюли и сковородки.

* * *

Рассказ получился невеселый, но, думаю, мы были вполне счастливы, хотя, конечно, мечтали о лучшей жизни. Часто по утрам я первым делом отправлялся к местной школе, слоняясь у ворот, смотрел, как идут ученики в форме, и мечтал стать одним из них. Но семья не могла себе позволить отправить меня в школу. Я немного стыдился своей бросавшейся в глаза неграмотности. Не умел ни читать, ни писать, слов тоже знал мало, а потому говорил односложно и редко.

Больше всего я был привязан к сестренке Шекиле. Когда малость подрос, стал о ней заботиться. В мои обязанности входило присматривать за ней, кормить и купать. Мы спали на одной кровати, а когда просыпались, я приносил все, что только смог раздобыть на завтрак. Мы вместе играли в «ку-ку» и прятки. Шекила была такая маленькая и очаровательная! Ей тоже нравилось проводить со мной время, и она бегала за мной хвостом, а я ее защищал и всегда был готов кинуться на помощь, если кто-то ее обижал. Я ни о ком так не заботился, как о Шекиле, и проявлял всю ответственность, на которую только способен такой маленький ребенок. Хотя старшим был Гудду, Каллу относился к нему примерно так же. Временами Гудду брался за некоторые подработки, чтобы помочь семье, и Каллу заботился о нем, как об одном из наших добытчиков. Младший брат следил за тем, чтобы старшему всегда хватало еды, а если тот не приходил домой – за тем, что он спит в безопасном месте. Отца у нас не было, мама часто была на заработках, так что приходилось заботиться о себе самим.

Большую часть времени я проводил в доме или нашем дворе. Целыми днями сидел на земляном полу в одиночестве, не особенно прислушиваясь к разговорам, наблюдая за жизнью вокруг, а рядышком спала Шекила. Иногда присматривавшие за нами соседи разрешали мне отойти немного подальше, чтобы насобирать хвороста для очага, и тогда я притаскивал охапки и сбрасывал их у стены. Временами удавалось заработать монетку, пайсу, а то и две, на леденец, помогая местному лавочнику перетаскать деревянные рейки. Их следовало складывать за оградой у входа в магазин. Но чаще я просто сидел один во дворе. Телевизора или радио у нас не было. Книг и газет тоже, хотя я, конечно, и прочесть их все равно бы не смог. Вот такое нехитрое существование.