Долгая дорога. Зов Вора

Что такое двадцать два года? Это юношеское очарование, розовые очки и безграничная уверенность, что мир прекрасен и все проблемы в нем решаемы. Это вера в чистую любовь, в ту самую, которая один раз и навсегда. Это неиссякаемый оптимизм, и бьющая ключом энергия.

Кто же я такая?

Глупая, маленькая девочка, считающая себя выше своих сверстников, только потому, что может жить самостоятельно, покупать себе красивые вещи и строить жизнь по своему усмотрению.

Девочка, не обращающая внимание на советы старшей подруги, уверенная, что знает все лучше других.

Девочка, наивно полагающая в то, что она сильная и может справиться со всем сама, играючи. А как иначе? Ведь она так здорово умеет красть, прыгать под музыку и создавать компьютерные шедевры. И все сама, и все получается. Ну не молодец ли?

Девочка, которой хватает запала ограбить музей, но не хватает мозгов держаться от того единственного человека, который может ее уничтожить.

Глупая малышка, прощающая то, что прощать нельзя, раз за разом летящая, как мотылек, на огонь. Пусть все крылья в шрамах, но ведь огонь так прекрасен, он манит, и противостоять ему нет сил. Вдруг в следующий раз он не обожжет, а лишь мягко прикроет теплыми ладонями.

Девочка, которая из-за юношеского максимализма, никогда не выберет синицу в руке, а будет отчаянно пытаться ухватиться за журавля в небе. Ведь если не она, то кто его достоин?

Глупышка, для которой любовь это самое великое чудо в мире, способное преодолеть все препятствия на своем пути.

Что же стало со мной после этого путешествия?

Взросление, через которое постепенно проходит каждый человек, свалилось огромной снежной лавиной, быстро, жестоко, коварно. Сметая на своем пути все прежние идеалы и устои.

Розовые очки были безжалостно разбиты. Словно обухом по голове, пришло осознание того, что мир не так прекрасен как казалось раньше. В нем ты не всемогущая умница-красавица, способная покорить любую вершину, а всего лишь нелепая дурочка, барахтающаяся в стремительном потоке. В нем любовь – ничто по сравнению с жаждой власти, и страдания одного человека ровным счетом ничего не значат. Это мир, принадлежащий сильнейшим. Тем, кто, не задумываясь, может отбросить все несущественное и идти по головам к своей цели, перекраивая действительность, безжалостно отгрызая от нее все лишнее и сметая на своем пути тех, кто не успел убраться подальше. В этом мире за ошибки сильного, платит слабый, а душа может болеть так, что, кажется, еще чуть-чуть и сгоришь дотла.

Ты носишься со своими чувствами, как дурак с патефоном, а потом выясняется что никому они и не нужны, как собственно и ты сама. Всегда есть что-то более важное, чем надоедливая девочка, со своей идиотской верой во всепобеждающую любовь. И эта самая вера постепенно умирает, уступая место апатии и чувству безграничного одиночества в этом мире. Приходит бессильное осознание того, что даже если и любят два человека, то не обязательно они будут вместе. Особенно если одному из них не так уж это и нужно.

С Викторией отношения после возвращения стали прохладными. Я ее понимала. Она столько сил раз за разом тратила на то, чтобы вытянуть меня из очередной депрессии, в которую я сама себя загоняла, стоило только Хромову показаться на горизонте, что ее терпение закончилось. Она же ведь тоже не робот. У нее есть своя жизнь, свои проблемы, и тратить все свое время на непутевую подругу, наступающую в сто пятый раз на дни и те же грабли дело не благодарное. Поэтому она отошла в сторону, давая мне возможность самой справиться с этим потоком, выплыть и встать на ноги.

Только вот ни черта получается.

Эх, и переломало меня за этот год, перемололо в бесстрастных жерновах судьбы и выплюнуло на обочину жизни. Не осталось ни юношеского задора, ни оптимизма, ни веры в лучший мир. Всего двадцать два, а душа измотана как у древней старухи, доживающей свою одинокую жизнь в заброшенной лачуге, на краю света.

Ничего не хочется. Просыпаться не хочется. Двигаться вперед не хочется. Жить не хочется. Ведь не осталось ни целей, ни сил, ни желания.

А жизнь вокруг продолжалась. Кто-то работал, кто-то женился, кто-то путешествовал. Линка вон уже три месяца где-то пропадала, укатила наверное с очередным кавалером на юга.

Я даже как-то раз встретила Ваньку. Увидев меня, он улыбнулся, сделал шаг на встречу, потом остановился, медленно кивнул головой в качестве приветствия и, резко развернувшись, поспешил по своим делам, словно боялся, что я его попытаюсь остановить.

В тот момент я даже и не вспомнила про нашу последнюю встречу во Владимире, словно это было не с нами и не в этой жизни. Тоскливо было видеть, что он тоже от меня отворачивается. Мог бы по-дружески помочь. А хотя нет. Все правильно, Иван, все верно. В свое время я тебя оттолкнула, использовала как жилетку, а потом бросила. Поступила не лучше чем Хромов со мной. Не нужна тебе такая баба, поломанная, опустошенная, эгоистичная даже в качестве друга. Живи полной жизнью, а я как-нибудь выкарабкаюсь.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

Пролог ко второй части. Долгая Дорога. Печать предателя.

Я никогда не думала, что одиночество может так выжигать душу. Куда подевалась моя самодостаточность? Почему дом, который я так люблю, давит на меня своими стенами? Почему, выйдя на крыльцо, я задыхаюсь, даже не ощущая свежего воздуха, не смотря на то, что сентябрьский ветер несет привет, от пока еще далеких холодов. Словно в вакууме. Все это время в проклятом, неотступном вакууме. В мире семь миллиардов человек, а я с ума схожу от одиночества.

Я - одна.

Каждый новый день похож на предыдущий. Встала, отработала, легла спать. Встала, отработала, легла спать. Вышла куда-нибудь с друзьями, если есть желание. Чаще всего желания нет. Совсем. И так день за днем, неделя за неделей. Ощущение такое, словно из окна, затянутого пожелтевшей, местами драной занавеской, наблюдаешь за тем как твоя собственная жизнь проходит мимо, и нет никаких сил очнуться, вынырнуть на поверхность, взять все в свои руки. Слезы еще эти постоянные, от которых лицо краснеет, глаза превращаются в узкие щелки. Ненавижу слезы, и никогда ими не злоупотребляла, а тут словно прорвало, и никак не получается сдержаться, остановить их нескончаемый поток. Словно и не я это.

Вот и сейчас, сидя на полу в гостиной, продолжаю всхлипывать, нарушая гробовую тишину. Растрепанная, некрасивая, не похожая сама на себя. В старом, растянутом свитере, пригодном только для мытья полов, пестрых и почему-то разных носках, с мохнатым старушечьим пучком на голове.

Компанию мне составляют десяток фотоальбомов, да большая фотография в рамке, стоящая на полу рядом со мной, да бутылка красного сухого. Омерзительно теплого, но мне плевать. Так же как и на отсутствие бокала. Зачем? Можно прямо из горла, ведь рядом нет никого, кто был бы шокирован отсутствием манер.