Долги отдающий
Шрифт:
В глазах его появляется страх. Хорошо говорить с Кориным. Его во всем убедить можно. Равно как и разубедить.
— Теперь о золоте. Зачем вам нужна моя доля?
— Какая твоя? — Страх страхом, но, если дело идет о миллионах, тут обо всем забываешь. — Твоя вместе с миной накрылась…
— Ты же умница, Корин, — вот теперь я позволяю себе улыбнуться. — И вдруг поверил Максу? Макс положил мину в драгоценности? Зачем, скажи? Что, без золота сверток не рванул бы? Макс просто эту долю себе забрал. Пока одну. А убрав меня — за вас примется. Неужели ты этого не усек?
Под тяжкий стон Блина Корин начинает соображать.
— Так
— А как я вообще мог его забрать? Ты же Макса знаешь, он домосед, по ночам на машинах не катается, в отличие от некоторых. А днем, сам понимаешь, такие дела не делаются.
Железный аргумент! Похоже, только им я и убедил Корина.
— Значит, все драгоценности у Макса? Правильно! Он их себе хочет заграбастать, иначе бы давно уже реализовал! Что будем делать, Костя?
— Лично я буду работать по своей программе. А вы сами мозгами шевелите. Со мной вам лучше не связываться.
— Ну да, на тебе «мокруха», девочка эта.
Умница Корин, элементами абстрактного мышления располагает.
— Поговори с Саньком, с Блином, объясни им ситуацию.
— На хрен объяснять, — выстанывает слова Блин. — У тебя же пистолет Макса! Значит, был у него.
Дурак дураком, но тоже кое-что соображает.
— Он что у него, именной?
У Корина заметался взгляд, Корину опять нужны железные аргументы.
— Если ты видел ствол Макса, то обратил внимание, что ручка у него черная. А эта, смотри, коричневая.
Такую деталь они вряд ли помнят.
— Действительно, коричневая, — говорит Блин.
— Вот и делайте выводы. Погуляйте по ночной Москве и поразмышляйте.
— Мы на машине, — почти с гордостью бурчит Блин.
— За то, что вы нарушили мой покой, я ее на время конфискую.
— Тебя гаишники как угонщика задержат.
— Не думаю, чтобы в Москве кто-нибудь угонял «Таврию», хоть это теперь и иномарка. Ментам плевать на нее. Так что привет, ребята!
Я выхожу из дома и спокойно топаю к тому, что Блин называет машиной. Выбрасываю из салона Санька, сажусь за баранку. И, соблюдая все правила движения, мчусь в Сабурово.
Окна квартиры Макса темны. Не думаю, что он ждет гостей, как ждал их я. Уже однажды оправдавшей себя отмычкой открываю дверь, тихо иду в спальню. Вот здесь можно щелкнуть выключателем, одновременно прыгнуть к кровати и рвануть с нее одеяло.
Очумелый Макс подпрыгивает и лбом упирается в ствол своего же «Макарова». Не хотел бы я когда-нибудь так пробудиться!
— Сука, — говорю я. — Если ты не забудешь мой адрес и мое имя, я эту память из тебя просто вышибу. Поверь мне на слово! Веришь, нет?
Я направляю ствол на переносицу и кладу палец на спусковой крючок.
— Верю…
Падунец достал все, что я просил. Киянки, распылители, нужные щетки… Я за утро обработал два «вольво», у обоих царапины на крыльях, отработал так, что не найти следа ни грунтовки, ни новой краски. Федор Савельевич крутился возле нас тоже в новом комбинезоне, в кепочке с вышитым на ней тарантасом и буквами "Ф. П." Такова марка его фирмы.
— Сегодня день пашем, ребята, а завтра — презентация. Правильно, это можно назвать презентацией? Столы накроем, посидим, пригласим кой-кого…
Хорошо посидели! На самом деле хорошо. Все было культурно, чинно, главное — гости вовремя разошлись. Остался ограниченный круг: механик Николай, я и Федор Савельевич
с невестой. Николай остался потому, что идти уже не мог. Он спал сначала за столом, потом ему поставили раскладушку, и мы остались втроем против армады бутылок и тарелок. Плоскогрудая кошечка, не обращая на меня внимания, выговаривала Падунцу:— Зачем столько денег на ветер пускаешь? На них мне можно было купить приличное кожаное пальто и съездить к морю.
— К Белому? — спросил я. — Или зачем вам пальто?
Она даже не удостоила меня взглядом. Но сказала явно в мой адрес:
— И потом, надо быть разборчивее в знакомых. Масса ненужных людей…
— Милая, — уже изрядно осоловев, возразил Федор Савельевич. — Я сам знаю, кто мне нужен, а кто — нет. Пока у меня нет денег и пока мне эти деньги дают, надо быть благодарным людям, какие бы они ни были. А вот когда я рассчитаюсь с долгами — и море тебе будет, и Канары, и песец с бобром.
— Потратился на строительство? — спросил я.
— С чего потратился?! Нечего мне было тратить. Так, крохи. Все дали добрые дяди. Знают мою хватку и уверены, что верну с процентами. Выгодное же дело, Костя! Если правильно организовать… Клондайк! Пещера Али-Бабы! У нас будут большие деньги!
— Большие деньги портят человека, — сказал я. — Вот у меня могли быть очень большие деньги, но я их отдал.
— Кому? — тряхнул головой Падунец.
— Хозяину.
Мы как раз выпили по очередной, и я подумал: а почему бы не рассказать кое-что моему коллеге по бизнесу? Пусть знает, что его напарник не позарился на чужое, что он предельно честен.
— Ты помнишь, Федор Савельевич, месяца два назад… нет больше… бандиты ювелирный грабанули?
— А почему я должен помнить?
— Так писали же об этом, в газетах… Ладно, суть в другом, не спрашивай как, но коробка, где были драгоценности, попала ко мне. Можешь себе представить?
— Нет, — хмыкнул Падунец.
— Я тебе слово даю! Впрочем, можешь не верить, твое дело. Но я всю эту коробку отдал директору магазина. Там добра было на сотни миллионов.
— Тебе, Костя, пить нельзя, — посерьезнел Падунец. — Болтаешь черт-те что.
— Не верь, дело твое. Я, может, тебе открыться хотел… Мне, может, выговориться надо. Меня раньше никто даже не пытался понять. Только баба Варя. Варенье мне давала, блины…
— Бабушка твоя, что ли?
— Нет, соседка, дверь напротив. Но она мне как родная бабушка. И блины такие делала…
Я почувствовал, что речь моя плывет, голова кружится и что, пока не оставили силы, надо топать в нашу новую мастерскую, где есть комнатка для отдыха с топчаном…
С утра пошла напряженка: заказ за заказом. Кофе с галетами пришлось попить ближе к обеду. На столе лежала небрежно свернутая газета. Вспомнил, что не ходил сегодня за почтой, решил просмотреть хотя бы эту. Начал, как всегда, с информаций на первой полосе. Одна из них была настолько любопытна, что я прочел ее несколько раз — "Битва при Ветерлоо": "Очередными жертвами бытовой пьянки стали продавец продовольственного магазина Максимов и его товарищ безработный Корин. Чего они не поделили, распивая французский коньяк «Ватерлоо», пока остается загадкой. Милиция лишь подвела печальные итоги битвы: два человека, считавшиеся, между прочим, друзьями, так исполосовали друг друга ножами, что Максимов скончался на месте, Корин же умер в реанимационном отделении больницы".