Долги отдающий

Ночью на нас напал жор. Уже на кухне, за столом, мы сообразили, что ничего не ели с утра, после завтрака в больнице. Вика нарезала ветчину, сварила кофе, я наполнил коньяком рюмки. Выпили, поцеловались.

— Гусар, — шептала Вика, извиваясь. — Скажи, что ты врал все, скажи, что просто меня хотел разогреть, раз-о-о…

10

Утром, так ни минуты и не поспав, она ушла по делам. На мой вопрос, по каким именно, ответила:

— О, еще успею рассказать. Приду после обеда… Ты же не сбежишь к этому времени? Примерь пока костюм, газеты полистай — вон какой ворох их накопился.

Сбегать от нее я не собирался.

Костюм сидел как влитой. Был он полуспортивного кроя, и кроссовки не портили общий вид. Я как девица полчаса крутился перед зеркалом: наверное, потому что так долго избегал зеркал. Стального цвета пиджак, в тон ему рубашка, еще не покинувшие лицо пятна… Нет, пятна со всем остальным не очень гармонируют. Надо скрыть очками хотя бы те, что под глазами. Придет Вика — я пробегусь по магазинам, куплю цветов, фруктов, а заодно и очки.

Как Вика вытащила из почтового ящика стопку газет, так они нетронутыми и лежали. Обычно я прочитываю их до последней строчки. Сейчас — лень. Основные новости известны из телевизора, разве что хронику происшествий просмотреть. Разбился я во вторник, газеты за вторник смотрел. За среду тут есть?

Заметка "Возите бомбы велосипедами" стояла первой в подборке:

"Редкие прохожие стали свидетелями того, как во вторник вечером на Третьей Сигнальной улице раздался мощный взрыв. Вот что сообщили они сотрудникам правоохранительных органов, прибывших к месту происшествия.

Небрежно одетый мужчина катил велосипед с поврежденным передним колесом. На багажнике велосипеда был пакет, в котором скорее всего и хранилась бомба с часовым механизмом. Взрыв был такой силы, что практически ни от велосипедиста, ни от его транспорта ничего не осталось. Потому не скоро, наверное, выяснится, что преследовали организаторы очередного террористического акта в столице. Изложить нам свои версии в милиции отказались".

Я уронил газету на колени и минут пять сидел неподвижно, пытаясь хоть что-то сообразить. Велосипед с искореженным колесом, со свертком на багажнике, несомненно, мой. Какой еще дурак поедет на велосипеде по такой улице?! Я разбился, меня увезли на машине… Транспорт, таким образом, остался бесхозным, но не надолго. Его кто-то подобрал, потащил домой… И на мину напоролся, что ли? Но ведь в свертке были драгоценности, а не адская машина. Я сам это видел, да и другие. Сверток все время был у нас перед глазами! Нет, не все время. Когда мы выпивали, Макс положил его в стол. А после — вытащил… другой, с бомбой?! Но зачем? Чтоб я его передал человеку, пожелавшему приобрести наше золото — это ясно. Человек бы накрылся, и мы потеряли бы оптового покупателя. Если Макс эту цель преследовал, то это дурацкая затея. И потом, он должен был меня предупредить. А если бы я не успел передать коробку по назначению? Сам бы на куски разлетелся.

Стоп! Конечно, разлетелся бы. А что, если этого Макс и хотел? Только для чего? Чтоб выручку делить не на пятерых, а на четверых?

Знать бы точно, сколько времени прошло с момента моего падения и до взрыва. Тогда бы стало ясно, кого хотел прикончить Макс.

Я вытащил из кармана спортивных брюк, в которых приехал из больницы, связку ключей. Рабочий, от квартиры, от почтового ящика, тот, который дал Макс. От тюрьмы, где содержится пленница. Авось она еще там. Кто охраняет ее — Санек, Корин, Блин? Надо сначала поговорить с кем-нибудь из них. Если Макс промолчал тогда, то и сейчас он не скажет правды. А узнать ее надо…

11

Ключ в замке провернулся почти беззвучно, легкий щелчок — и все. Если сидеть и слушать специально, тогда, быть может, и сообразишь, что кто-то пытается отворить дверь. Но таких бдительных здесь не должно быть. Если вообще кто-то здесь есть.

На кухне — еще теплый чайник, полная пепельница окурков. Окурки вроде свежие, «Бонд». Эти сигареты любит Санек. И еще он любит спать. Дверь в ванную пока открывать не стоит, она скрипит, а вот посмотреть, что делается в комнате, не мешает.

Телефонный звонок. Аппарат в коридоре, как раз возле двери на кухню. Я замираю за нею, услышав шаги.

Санек. Его сонный картавый голос:

— Да. Все нормалек, Макс. Она не ест, с утра ничего не ест. Чувствует, наверное, — последнее сказано тише. — Да нет, не кричит. Как сонная, но не спит… Давай, а то уже все надоело.

Трубка повешена, но Санек не отходит от телефона. Стоит, что-то бурчит себе под нос. С трудом улавливаю: "Все равно ведь, все равно…" Хлопнул в ладоши. Заскрипела дверь, это в ванную. Теперь голос погромче:

— Ну что, сама дашь, или повоюем?

Тихий женский голос что-то отвечает, не слышно что.

— А мне до лампочки, кто я. Я тебя, детка, даже отмыкать не буду, я так пристроюсь. — Странный звук, рвется ткань.

— Ах, грудочки какие! Да не щелкай ты зубами…

Кажется, пора.

Я влетаю в ванную. У Санька отвисает челюсть, глаза становятся белыми. Паралич разбил его в не совсем потребном виде: с полуспущенными штанами. Я лезу к нему в карман, достаю ключ от наручников и уже потом спрашиваю:

— Когда должен приехать Макс? И зачем?

Санек все еще не может прийти в себя, и я с удовольствием ему в этом помогаю: бью сверху по лбу.

— Когда и зачем?

— Через полчаса. Вывезти и… — Он лежит теперь на полу, по-прежнему вцепившись в штаны.

Полчаса. Времени не так и много, чтоб болтать со старым приятелем. Только теперь я смотрю на девушку. Серо-белое лицо, такие же губы, глаза тоже испуганные, но осмысленные. Снимаю наручники, секунды раздумываю, не приковать ли теперь к трубе охранника, но решаю, что не стоит. Платье на девушке порвано, в таком виде на улицу ее не выведешь.

— Кожанку снимай, — приказываю все еще лежащему Саньку. Тот на удивление быстро выполняет команду.

Набрасываю куртку на плечи девушке. Нет, так не пойдет. Надо надеть нормально и застегнуться. Прошу ее об этом, но у нее дрожат руки, она ничего не может поделать с кнопками. А надо спешить. Ладно, нам еще лифт ждать, спускаться — там, по дороге с этими кнопками и управимся. Я вывожу девушку, поддерживая ее за плечи, из ванной, захлопываю дверь, потом пару секунд тереблю расшатанную ручку и говорю полураздетому паралитику:

— Ставлю мину. Попробуешь открыть — взлетишь к…

Не продолжаю, ему, думаю, и так все ясно. Девушка идет пошатываясь, держась рукой за стену. С такой скоростью передвижения как бы нам не встретиться с командой Макса.

Но вот и лифт. Кабинка ползет вниз медленно, зато я успеваю застегнуть на девушке куртку и хоть как-то поправить ей прическу.

Все, приехали! Что дальше-то делать? О прогулке по улицам и речи быть не может. Надо ловить мотор и уматывать… В милицию? Исключается. Как я объясню, зачем попал в этот дом, в эту квартиру? Да и вообще, я многого не объясню этим товарищам. Девушку бросать на улице тоже нельзя: она в таком состоянии, что просто может вырубиться. Не исключено, что вновь попадется на глаза Максу. Значит, выход один: везти к себе домой. Я не слишком гостеприимный, и в моей квартире был один раз только Санек, и то год назад, на поминках бабушки. Он, думаю, даже адреса не помнит.