Долгий поцелуй на прощание
Шрифт:
— Почему мы приехали сегодня в Сити? Ты мог послать эти бумаги с домашнего факса твоего отца.
Джайлс отпил большой глоток «Спрайт лайт».
— Я хотел, чтоб ты увидела среду, в которой я работаю…
У Кэт вытянулось лицо.
— А-а-а, среду.
Он полушутя нахмурился. Кэт словно ошпарило.
— Я знал, что ты сама не пойдешь в эту часть города. Ты имеешь привычку игнорировать все, чего не знаешь. Я подумал, что так ты сможешь понять, почему я люблю спешку и волнение банковского дела. Ну, если увидишь места, где все это происходит.
Кэт
— И ты привел меня в «Макдоналдс».
— Нет, тызахотела пойти в «Макдоналдс».
Голос Джайлса звучал раздраженно. Кэт решила, что это просто нервы. Она представила, как они выглядят со стороны, и пожалела, что не может вести себя тактичнее.
Маленький мальчик за столиком напротив опрокинул стакан на стол и принялся громко плакать. Его раскрытый рот походил на черный почтовый ящик испуга.
— Пойдем пройдемся, — предложил Джайлс, поднимаясь.
_____
На Сити опустилась темнота. Зажглись уличные фонари. Кэт и Джайлс шли по мосту Блэкфрайарз и остановились на середине. Кэт облокотилась на перила и смотрела, как рябит и переливается на воде отражение огней набережной. Ей было холодно.
— Я не говорю, что хочу порвать с тобой, — сказал Джайлс.
Кэт продолжала смотреть в воду и потрясенно молчала. Мысли в голове бешено крутились, цеплялись друг за друга, словно зубцы шестеренок. Она не хотела говорить. С какой стати облегчать ему задачу?
— Но ты должна понять, что… — его несчастный голос замер, а потом он спросил: — Как ты догадалась?
— Ты не привез с собой костюмы, — механически пояснила Кэт. — Ты бы не вернулся сюда работать без них. — Она повернулась и посмотрела на него. — Я же не дура.
Джайлс взглянул ей в лицо. Глаза его были полны глубокой грусти. Слезы паники, которых почему-то до сих пор не было, вдруг подступили к горлу Кэт.
— Это последнее, что я мог бы о тебе подумать. — Он потянулся к ней, но в последнюю минуту опустил руки. Кэт надеялась, это потому, что он хотел помочь ей сохранить чувство собственного достоинства, а не потому, что ему больше не хочется к ней прикасаться. — Это самое последнее.
Джайлс засунул руки в карманы.
— Знаешь, когда я уезжал в июле, я думал, что к августу ты вернешься домой, оставив мне пачку сердитых извинений в духе: «Я просто не могу жить в Лондоне самостоятельно». Но ты не уехала, ты выдержала, нашла работу и жилье, и когда я вернулся…
— Не прошло и полгода, — перебила Кэт, кусая губы.
— Да, когда я вернулся — а прошло всего неполныхполгода — ты приехала за мной на машине по лондонским улицам. И привезла домой, словно всегда здесь ездила.
— Я впервые села за руль в Лондоне, — запротестовала Кэт. — И я вовсе не наслаждаюсь жизнью здесь!
— Что ж, тем большего уважения ты заслуживаешь. Все дело в отношении к происходящему. Шесть месяцев назад ты отказывалась от этого из принципа.
Ты боялась. А теперь ты просто… делаешь это!— Ах, ты вынудил меня учиться выживанию, а теперь ждешь благодарности за это? Пожалуйста, не надо! — выпалила Кэт.
Ее душу затопила горечь, подобная глубокой черной реке внизу. Как он смеет так все переворачивать!
Джайлс продолжал говорить, отчаянно стараясь снять все возрастающее напряжение.
— Когда я сказал, что мы не должны ни писать, ни звонить друг другу первые несколько недель, это было хорошо и для меня, и для тебя. Я сильно скучал, но не хотел мешать тебе устраивать свою жизнь в Лондоне, напоминая о жизни в Дареме.
Прекрасная простая жизнь в Дареме сверкнула перед мысленным взором Кэт, и она с трудом сдержала рыдание. Кэт совсем не хотела отдаляться от нее, но ее тащило все дальше и дальше, туда, куда ей совсем не хотелось.
— Ты думаешь, я не лежал по ночам без сна, в полном одиночестве, прикидывая, который час в Лондоне и будешь ли ты на работе, если я позвоню? Мне очень хотелось услышать твой голос, — Джайлс облокотился на перила и смотрел в воду. — Но я знал, как сильно это помешает и твоей, и моей жизни, и не звонил.
Воцарившееся молчание нарушила Кэт.
— На сколько ты вернешься туда? — спросила она и сама ответила: — Полагаю, это уже несущественно. Месяц, четыре месяца, год — сроки растяжимы.
— Они хотят, чтобы я остался и закончил проект, над которым работаю, — сказал Джайлс. Она услышала, с каким усилием он заставил голос звучать спокойно. — Это может занять три месяца, может дольше.
— Ах, прекрасно.
Кэт представила себе, как будет плестись на работу по вьюжным улицам. Увидела нижнее белье Данта, разбросанное по вонючей квартире, и истерические записки Элейн, разбросанные по ее столу. Она представила, как обклеит буфет изнутри фотографиями Джайлса, чтоб его образ не сводился только к парадному галстуку на снимке у постели.
— Почему ты не сказал мне раньше?
— Не хотел испортить эти несколько дней, наше совместное Рождество. О том, что остаюсь до декабря, я сказал тебе в сентябре, и ты не писала мне три недели.
Кэт подавила возражение. Соблазн растерзать Джайлса сарказмом был очень велик, но она знала, что это не поможет. Может, это шаг вперед? Часть ее новой усовершенствованной личности?
— И я так завидовал, — неожиданно добавил Джайлс.
Это застало Кэт врасплох. Она взглянула на него.
— Завидовал? Мне?
— Да. Завидовал, что ты впервые открываешь для себя Лондон. Что у тебя есть приятная работа, где никто не контролирует каждое твое движение…
Кэт хотела было напомнить, что она работает младшим редактором в издательстве, а не дегустатором на шоколадной фабрике, но сдержалась.
— … Завидовал всему, о чем ты мне рассказывала вчера и в письмах, — интригам на работе, новым друзьям, соседям по квартире… — Он посмотрел на нее так, словно хотел сказать еще что-то, но продолжал: — Знаешь, если быть полностью честным, я бы хотел, чтоб ты была… не так счастлива, чтобы я мог приехать и спасти тебя. Или я просто не хотел, чтобы тебе было хорошо в Лондоне без меня. Но ты держалась молодцом, даже если сама так не думаешь. Я тобой очень горжусь.