Долгий путь к себе
Шрифт:
Полковник Барабаш, с выкрученными за спину руками, сидел между двумя другими полковниками, Ильяшом и немцем.
На Каменном Затоне, где реестровое казачество ожидало Стефана Потоцкого, кипела черная рада.
Ганжа пробрался в казачий лагерь за полночь. Разговор его с казаками был недолог.
Филон Джалалия, старый запорожец, счастливый в бою, будто белый сокол у него за пазухой, собрал вокруг себя самых надежных людей, напал и вырезал отряд немецких наемников.
Барабаш, разбуженный воплями умирающих, кинулся с оружием в
Рада была крикливая. Может, и не все пошли бы к Хмельницкому, но куда теперь денешься. За убитых немцев поляки все равно шкуру сдерут. На телегу с пушкой забрался Филон Джалалия.
— Казаки! Время теряем попусту. Наши братья на Желтых Водах бьются за волю матери Украины, а мы лясы точим. Прихвостней в воду, и — в поход! Украина слезами умывается, ждет нас.
— В полковники Филона! — закричали казаки.
— Зачем меня? Есть и поумней моего! Хотя бы кум Хмельницкого, пан Кричевский.
— Пан Кричевский Хмельницкого в тюрьму сажал, в Сечь ходил, на усмирение. Тебя хотим! Джаджалыха!
И полковничий пернач оказался в руках Филона Джалалии.
Бывших полковников, связанных по рукам-ногам, кинули в челн, отвезли на глубокое место и утопили.
Едва казачье войско изготовилось к походу, показались татары.
— К бою! — приказал Джалалия.
— Это свои, — объяснил Ганжа. — Хмельницкий послал Тугай-бея, чтобы доставить на конях вас к Желтым Водам.
Четыре казацкие пушки начали бить с утра. Ядра падали посредине лагеря, но вреда особого не причиняли. Была убита лошадь, ранен драгун, разбит полковой барабан.
На следующий день — тишина.
— Они нас голодом собираются уморить! — сердился нетерпеливый Чарнецкий. — Пан Потоцкий, дозвольте сделать вылазку.
— Мы совершенно ничего не знаем, что делается вокруг нас, — поддержал Чарнецкого пан Сенявский. — Нужно добыть пленных.
Решено было разведать силы противника. Из польского лагеря одновременно выметнулось два отряда: драгуны Сенявского и крылатая конница Сапеги.
За рекой Зеленой лагерем стояли татары и полтысячи казаков Кривоноса.
Татары, увидав атаку, отошли в степь, а Кривонос принял вызов и послал казаков на Сапегу. Татары опамятовались, развернулись к бою, и тут Сапега увидал: драгуны отрезают ему путь к лагерю.
— Измена!
Крылатая конница прорубилась сквозь своих же драгун и ушла за реку, в лагерь. Пан Сенявский попал в плен.
— Что же это делается?! — закричал пан Шемберг.
— Бог избавил нас от изменников и лишних ртов, — и теперь не дрогнул пан Потоцкий.
— Мы набираем в драгуны всякое отребье, все тех же украинцев! Боже мой, как мы доверчивы и неразумны! — Лицо Шемберга стало серым.
— Ступайте в шатер и отдохните! — властно приказал Стефан Потоцкий и обратился к рыцарству: — Шляхтичи! Нам остается доказать врагу и самим себе, что мы по праву владеем необозримыми землями и бесчисленными хлопами. У нас мало пороху и пуль, значит, каждая пуля должна найти и сразить врага.
И провидение, словно испытывая
молодого командира, тотчас послало на него новую беду. В тылу появились всадники, по двое на лошади. Это татары привезли полк Джалалия.— Выходит, что и реестровых Барабаша нам нечего ждать, — сказал Стефан Потоцкий, и губы у него предательски дрогнули.
— Пора съесть мышку! — сказал Кривонос Хмельницкому. — Вдоволь наигрались.
Хмельницкий отпил из кисы глоток кумыса и, улыбаясь, посмотрел на Тугай-бея.
— Сколько пан Сенявский дает тебе выкупа?
— Сто тысяч талеров.
— А сколько ты просишь?
— Сто тысяч и еще двадцать тысяч для моих воинов.
— Коли дает сто, даст и сто двадцать, — сказал Богдан серьезно. — Нет, пан Кривонос, мы не станем атаковать окопы. Шляхтичи собираются умереть героями, а нам не нужны мученики. Нам нужны пленники, за которых великий хан возьмет хороший выкуп. Выкуп в этом лагере есть с кого брать.
— А если на нас пойдет сам коронный гетман? — спросил Кривонос.
— Дай бы Бог! Уж мы бы его здесь хорошо встретили. Боюсь только, его сюда не заманишь. Полторы недели не имеет от сына известий, и горя мало.
— В степи, в той стороне, где речка Желтые Воды, большой шум. Из пушек стреляют! — доложили гетману Николаю Потоцкому.
— Значит, зверь оказался сильней, чем мы думали, — ответил коронный гетман. — Бьется до последнего издыхания…
— Надо бы послать подкрепление, — посоветовал гетману Александр Конецпольский. — Ваша милость, я бы мог пойти с конным полком.
— Боюсь, что этот мой жест вызовет недовольство сына, которому, несомненно, хочется справиться с врагом самому. Ах, молодость! Гордая молодость! Стефан даже гонца не шлет. Ему нужна победа! Своя — неоспоримая и не разделенная ни с кем.
Разговор этот происходил на очередном балу, на этот раз в доме пана Чаплинского. Здесь блистали красотой хозяйка дома Хелена и столь же молодая и прекрасная жена Конецпольского пани Ядвига, родная сестра князя Замойского.
После пиршества и танцев гости разбились на кружки, и самый интересный был там, где властвовала пани Ядвига.
— Меня совершенно захватила каббала. Несносный мир наших мелких страстей, полумыслей, получувств в свете каббалы преобразился. Всякое, даже малое, событие приобрело особый тайный смысл. Оказывается, существуют д'yхи, которые не имеют бессмертной души. Саганы. Они могут производить потомство и жить среди людей.
Пани Ядвига обвела слушателей ясными глазами, приглашая удивиться, и удивилась сама.
— Мне показалось, вас нисколько не покоробили эти мои слова. А что до меня, так я была ужасно напугана и проплакала целую неделю, узнавши, что среди нас живут совершенно и во всем подобные нам существа, но без души. Мы привыкли говорить: «Ах, он такой бездушный!» Но что, если это не образ, а сущая правда. Я долго потом озиралась, не доверяя никому. И теперь не вполне смирилась с этим откровением. Вы подумайте только: среди нас живут, плодят детей существа, не имеющие бессмертной души.