Долгий путь в лабиринте (др. изд.)

Саша знала, что у Кузьмича нет семьи. Не нашел подходящей пары? Не мог отвлечься от трудной работы, которую делал всегда — сперва у себя в стране, потом за ее пределами? Быть может, боялся причинить страдания той, которую изберет: туберкулез легких он заполучил еще на царской каторге, и все эти годы болезнь гнездилась в его организме…

Он закончил рассказ о Теодоре Тилле и его дневнике. Сделал передышку, зажег новую сигарету.

— Теперь о кузине этого человека. Твой старый знакомый Агамиров лично занимался ею. Я приехал, и он выложил на стол толстую папку — документы, фотографии.

— Как ее имя?

— Эрика Хоссбах. По мужу — Назарли. Муж у нее азербайджанец.

— Он и в самом деле большой специалист, как утверждается в дневнике Теодора Тилле?

— Главный инженер крупного завода. Коммунист.

— Кто еще в семье?

— Мальчик девяти лет. Отец обожает сына и жену. Агамиров сказал: «По-собачьи глядит ей в глаза».

— Такая красавица?

— Отнюдь. Правда, очень большие глаза. Большие и очень печальные. Выражение такое, будто только что плакала. Даже когда она смеется…

— Почему она не уехала с отцом?

— Длинная история. Если в двух словах, то отвергла человека, которого прочили ей в мужья, выбрала другого…

— Своего теперешнего мужа?

— Да. Представляешь: совсем еще девчонка — и вдруг у трапа парохода расплевалась с родным папашей. Билеты, паспорта — все готово, чтобы ехать на Запад. И неожиданно: «Я остаюсь!»

— Значит, характер… А сейчас не жалеет?

— Ты о тоске по родине? Но она мало жила в Германии. — Кузьмич задумался. — Почти не помнит ее, а стены одной из комнат в их квартире сплошь увешаны репродукциями с картин германских художников. В большом шкафу Шиллер, Гете, Гейне, Ремарк…

— И не скрывает этого?

— Я бы сказал — гордится, что немка.

— Смелая!..

— Меня это успокоило, как ни странно…

— Чем же она занимается? Служит?

— Окончила местный педагогический институт. Шестой год преподает в школе немецкий язык.

— Там у нее все нормально?

— Вполне… Погоди, у тебя уже неприязнь к ней?

— Не знаю… Как вы встретились, Кузьмич?

— Видишь ли, еще в Берлине, ознакомившись с дневником Тилле и ее письмами, я решил, что она должна работать на нас… Позже, уже в Баку, изучив подготовленные Агамировым документы, почувствовал, что в ней можно найти союзницу… Кстати, все то, что рассказал тебе, я знал еще до встречи с ней… Вот и поехал к ним на квартиру — утром, когда муж был на работе, а сын в школе.

— И она согласилась?

— Без колебаний.

— Слишком уж быстро, — пробормотала Саша.

— Вот и мне так показалось. А она, видимо, прочитала это в моих глазах. Провожая меня до двери, сказала:

«Хотела бы доверить вам один секрет. Дело в том, что не так давно я написала письмо в Центральный Комитет ВКП(б). Германский министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп прибыл в Москву 23 августа, не так ли? Ну вот, на следующий день я и отправила это письмо. Взяла на себя смелость предостеречь Москву от сближения с Гитлером».

Я не знал, что и думать. Молча смотрел на нее и ждал.

«Осталась ли у вас копия?» — спросил я наконец.

Она покачала головой: «Нет копии». И прибавила: «Я даже не подписала его. То есть подпись была, но такая: „Женщина, которая ненавидит фашизм“. — „И ничего не сказали супругу?“

Она снова покачала головой.

Я поинтересовался, почему не было подписано письмо, в чем причины, что его скрыли от супруга?

«Боялась, — сказала она, — боялась, что будут неприятности мужу. А от вас скрывать не могу». — «Что же вы написали в Москву?»

Она прикрыла глаза и на память повторила десяток фраз, составлявших содержание письма.

Напоследок я спросил, не изменились ли ее взгляды после заключения договора с Германией?

«Нет! — выкрикнула она, сжав кулаки. — Не изменились и никогда не изменятся!»

— Разумеется, ты установил, было ли послано в Москву такое письмо? — сказала Саша.

— Запрос послал в тот же день. Наутро пришло подтверждение. Совпало все до последнего слова. Более того, я заказал экспертизу. Письмо написано ее рукой.

— Ну что же, все это в ее пользу, не так ли?

Кузьмич кивнул.

— Кстати, таких писем немало и в адрес ЦК, и в правительство, и в редакции газет…

— Есть ли карточка этой женщины?

— И не одна! Имеется многое другое, — практически все документы, которые могут понадобиться.

— Где они?

— Со мною.

— Привез их сюда? Как же ты рисковал, Кузьмич!

— Документы доставил наш человек, большой специалист в этих делах. Вручил их мне, когда я уже устроился в пансионе… Сейчас ты начнешь изучать то, что относится к твоей новой роли давнишней подруги этой женщины. Задача сильно облегчается тем, что Тилле и его тетка мало что знают о жизни Эрики Хоссбах, помнят ее девочкой, да и то смутно… Словом, ты будешь знать о ней куда больше… Итак, в середине двадцатых годов ты тоже жила в Баку, но, в отличие от Хоссбах, уехала, когда истек срок контракта твоего мужа. Потом ты рассталась с ним, чтобы выйти за другого… Учти: есть человек, который в случае запроса все подтвердит. Он в самом деле инженер и работал в Баку. И еще: в новой легенде ничто не будет противоречить сведениям, которые уже собрала о тебе австрийская полиция. Начнем с фотографий. Вот пленка и лупа. Иди к ночнику и работай. Здесь около сотни снимков: Эрики Хоссбах в юности и какая она теперь, ее мужа, сына, их дома, квартиры, комната за комнатой. Где требуются пояснения, впечатан текст… Иди, я не буду мешать.

— Можно, я займусь этим у себя?

— Ну что же, так даже лучше. Этого тебе хватит до утра. К утру пленку уничтожь: бросишь ее в воду, она и распустится. Утром поезжай с Энрико на озеро. Я отыщу вас. Там продолжим…

Кузьмич встал, бесшумно открыл дверь. Прислушавшись, поманил Сашу рукой. Она выскользнула из комнаты.

3

Завтрак закончился в половине девятого. Бородатый постоялец первым допил кофе. Подталкивая супругу, он поспешил к выходу. По пути задержался возле Энрико и Саши.

— Мы отправляемся, приятель. Советую заранее распорядиться относительно пива.

Энрико встал.

— Слушаюсь! — выкрикнул он, щелкнув каблуками, тараща глаза. — А вам советую позаботиться насчет денег. Учтите: мы с женой пьем много, если платят другие.

Присутствовавшая при этой перепалке хозяйка пансиона громко расхохоталась и шлепнула себя по тощим ляжкам. Кузьмич поднял голову, оглядел спорщиков и вновь принялся за еду.

— Мы ловим на левой стороне. — Энрико повернулся к окну, за которым расстилалось озеро, показал рукой: — Вон там. Не маячьте у нас перед глазами.

Бородач крякнул от негодования, ударом кулака распахнул дверь и пошел к лодкам. Следом семенила его супруга.

Несколькими минутами позже вышли и Саша с Энрико.

Солнце только-только выглянуло из-за округлых мохнатых гор. Туман, который окутывал озеро, вдруг стал розовым, прозрачным, задвигался, пополз вверх, обнажая белую, как молоко, воду, противоположный берег — желтые, в темных изломах скалы, клубящийся позади них хвойный лес.

Но Саше было не до красот природы. Энрико и она бодрствовали всю ночь (пленку уничтожили только в седьмом часу утра), и сейчас ей смертельно хотелось спать. Удобнее устроившись на кормовом сиденье лодки, она закуталась в пальто и закрыла глаза.