Долгое завтра, потерянное вчера...
Шрифт:
– Ха-ха-ха! Ну, насмеши-ил! – расхохоталась Катя. – А вообще-то, мне жаль бедную гусеницу, она тебя угостить собиралась, а ты ее так зверски замочил. Убийца!
– Ой, я грешник, каюсь, каюсь! – сокрушенно произнес Олег. – Убил невинную тварь.
– Слушай, у меня проявился аппетит. Чаю хочу. Самого изысканного. Идем, я попрошу Валю заварить «дахунпао».
– А это что еще за зверь?
– Это не зверь, а чай, причем, самый дорогой в мире. Переводится как «Большой красный халат». Получают его из листьев шести кустов, которые растут возле монастыря Тяньзинь в Китае. Каждому из растений больше трехсот
– А с чего мне такая честь? – улыбнулся Олег.
– Такова уж моя прихоть, я вообще вся такая внезапная, вся такая непредсказуемая, - хохотнула она.
Черно-золотой чайный сервиз сиял на белоснежной скатерти. Чай был действительно необычайно ароматный. Катя поглядывала на Олега блестящими глазами, наливала напиток на блюдечко и по-детски, с прихлебом, пила. Она дурачилась. Олег смотрел на нее со слегка покровительственной нежностью, и рассуждал:
– Купил позавчера «Норвежский лес» Харуки Мураками, читаю. Очень печальная книга, несмотря на то, что грустных моментов там не так уж и много. Гораздо меньше, чем разговоров про секс. Но атмосфера всепоглощающего уныния, безысходности, образ сырого леса с тяжелыми серыми облаками от горизонта к горизонту не исчезают. Они появились буквально с первых строчек, еще непонятных, с незнакомыми героями, но уже тогда я чувствовал, что хорошего конца можно не ждать. Сейчас мне осталось страниц семьдесят.
– А мне Мураками не нравится, - заявила Катя. – Ну, модный писатель, ну, прочла я его «Дэнс, дэнс, дэнс», ничего особенного.
Она потянулась за пирожным. Тут запел ее мобильник в глубине коридора. Валя быстро поднялась с места, и принесла телефон.
– Алло, это вас из полиции беспокоят, инспектор Кармышев. Ваш номер был забит в памяти сотового аппарата неустановленного лица. Скажите, являетесь ли вы его родственницей?
– Кого, неустановленного лица? – спросила Катя со смешком. – Судя по высветившемуся номеру, это явно телефон моего мужа.
– Вы можете сейчас подъехать в морг для опознания тела? – продолжал все тот же бесстрастный голос.
– Диктуйте адрес морга, - выдавила из себя Катя, и выронила трубку. Она согнулась, схватилась за живот, и тут же заорала от острой боли. Через минуту она потеряла сознание.
Очнулась уже в палате. Все происходящее показалось ей ирреальным, рассыпающимся на фрагменты, на диалоги.
Она видела себя словно со стороны:
– Ты новенькая?
– Да.
– Тебя оперировать будут?
– Не знаю.
– На твоей койке Аня лежала, вчера выписали. Она прикольная такая, ей операцию хорошо сделали, все нормально.
– А тебе?
– Что?
– Ну... операцию...
– Не, обошлось. Боишься?
– Нет.
– Врешь.
– Вру. Я не знаю, что со мной. Живот болит. Может, аппендицит?
– Хочешь, уголок загну?
– Чего?!
– Ну, уголок постели - на быструю выписку, мне Анька так загнула, я завтра ухожу, да ты в детстве-то в больнице хоть лежала?
– Ну, было раз - два.
– Ну... Загибали?
– Загибали, только это все фигня.
– А я верю. Хочешь, поеду домой, загну. Только отогни, когда я домой приеду, а раньше нельзя - примета!
– Помню.
– О! А эта толпа, видимо, к тебе. Ладно, я
пошлепала в свою палату.Это пришли Олег, Сашка, Настя, Валя. Выложили на тумбочку пакеты с фруктами, соками, заговорили все разом.
– Не волнуйся, Вадим жив! – выпалила Настя. – Мы были на опознании, тело не его, парнишки какого-то. Видимо, мобильного воришки. Спер он мобильник у мужа твоего, наверно, вот и все. Ты поправляйся, давай.
– Как ты себя чувствуешь?
– Говорил с твоим врачом, диагноз пока неизвестен.
– Кать, а может, это инфекция от огурцов. Я в инете читала, что в Европе тысяча с лишним людей заразилось опасной кишечной инфекцией от испанских салатных огурцов. Они и у нас продаются. А в Германии уже умерло от этого одиннадцать человек.
– Ты бери огурчики-то, кушай, свеженькие. Все мытое…
Наконец, они ушли, окончательно утомив Катю. Начался обход.
– Как дела?
– Ничего...
– Ложись ровно. Здесь больно?- пальцы хирурга надавливают на живот.
– Нет.
– Здесь?
– Немного.
– Здесь?
– А-а-а!!!!!
– Лед ей на область живота! Кровь - cito!! И везите на УЗИ. Посмотрим. Пока неясно.
Прошло часа три. Консилиум......
– Как дела? Болит?
– Да, так же.
– Лейкоциты повышаются, формула крови пока без изменений. Сестра! Температура пациентки?
– Тридцать семь и три.
– По узи нет данных за нагноение, нет свободной жидкости в брюшной полости. Ждем. Наблюдаем. Но, похоже, не обойтись без лапароскопии.
– Здрассьте. Нате вам... Ну, вот и началось... Диагноз неясен. Мило... – пробормотала Катя.
Потом к ней заглянула девчонка из соседней палаты, теперь уже знакомая.
– Ну? Чего?
– Ничего. Ждем. Наблюдаем.
– А-а. А уголок я тебе загну. Утром уезжаю.
– Так меня, может, к ночи в операционку укатят, а потом я в реанимации буду....
– Все равно загну, вернешься и отогнешь.
Дверь за ней закрывается. А потом в течение ночи открывается и закрывается неоднократно дежурной бригадой хирургов.
– Стабильна. Интоксикация не нарастает. Сохраняется повышенная температура, кровь без существенной динамики.
– Стабильна, боли прежние, сомнительные симптомы Щеткина, Ровзинга, Ситковского... Лихорадит, тридцать семь и пять. Кровь - рост лейкоцитов...
– По крови - признаки обезвоживания. Рост лейкоцитов. Формула крови без существенных перемен. Боли прежние, ухудшения в хирургическом статусе нет. Диагноз остается неясным. Думаю, надо готовить ее к лапароскопии...
– В анализе крови, взятом в динамике, рост лейкоцитов, изменения в формуле... со сдвигом...
Катя слышала словно сквозь забытье:
– Вправо....
– Как вправо?
– Вправо…
– Диагноз неясен, аппендицит ставим под вопросом. Начинаем сначала...
– Еще раз, как начинались боли?..
Ночь прошла. В окнах светло. Утром забежала та девчонка и загнула угол постельного белья, прошептав:
– На удачу, часа через три отогнешь, ясно? А лучше через четыре, чтоб наверняка.
– Ага. Спасибо, - слабо прошелестела Катя.
Девчонка махнула ей рукой, и исчезла за дверью. Боли стали меньше. «Пойти умыться, что ли... Температура, сволочь, не думает снижаться. Хирурги решили не резать. Ждут. Покой. Холод. Голод…»