Долгорукова

Александр принимал Горчакова.

— ...Таким образом, Ваше величество, столкновение Германии и Франции делается в высшей степени вероятным. И Люксембург...

— А что Италия? — вдруг перебил его Александр.

— Италия? — Горчаков был сбит с толку.

— Что происходит в Италии?

— Ничего, что могло бы показаться важным Вашему величеству.

— Ты уверен?

— Во всяком случае, наш посол ничего мне не сообщал. А у Вашего величества есть другие сведения?

— Может быть, может быть, — сказал Александр рассеянно. — А скажи, мы не получали от итальянского короля приглашения к официальному визиту?

— Нет, Ваше величество, насколько я знаю — нет. Но слова Вашего величества склоняют меня к мысли, что Ваше величество имеет какие-то иные, кроме дипломатических, источники информации.

— Нет, Александр Михайлович, это я к слову, не придавай значения. Просто давно не был в Италии. Там сейчас тепло, а у нас вон стужа да ветер. — Александр поглядел в окно, сказал задумчиво: — Легко, должно быть, править народом, который все двенадцать месяцев живёт под солнцем. Не то, что у нас...

Кстати, если уж зашла речь о визитах, хочу почтительно напомнить Вашему величеству, что мы должны были ответить Парижу на его многократные приглашения Вашему величеству в связи с открытием всемирной выставки. Если Ваше величество не изменил своего намерения отказаться от поездки, я бы подготовил письмо...

— Постой, постой, — Александр вдруг оживился. — Когда открывается выставка?

— В мае, Ваше величество.

— В мае? — Александр забарабанил пальцами, что-то прикидывая. — Знаешь, Александр Михайлович, погоди отвечать. Может, я и выберу время. Я должен подумать.

— Хорошо, Ваше величество. Я только хотел бы напомнить, что обстановка сейчас не очень благоприятствует визиту. Учитывая события в Польше. В Париже много польских эмигрантов, да и французская публика, по нашим сведениям, настроена весьма сочувственно к Полонии. Я полагал бы отложить этот визит до более благоприятной и безопасной обстановки.

— Князь, ты сам только что говорил о зреющем конфликте между Францией и Германией. Говорил? Но ты же прекрасно знаешь, что Вильгельм мой дядя, а Наполеон — мой друг. Поэтому кто же, как не Россия, может выступить буфером между ними.

— Это верно, но я сейчас имею в виду прежде всего личную безопасность Вашего величества. После покушения Каракозова...

— Вот именно, князь, — перебил его Александр, — вот именно. Он же здесь стрелял, а не в Париже. И оказался не поляком, а русским. Так что я не исключаю своего визита в Париж.

Февраль 1867 года. Зимний. Кабинет Александра.

Александр, склонившись над столом, писал письмо.

«...А теперь самое главное, свет мой. Ты писала, что вы собираетесь в Париж. Так вот, хочу обрадовать тебя, вернее, я надеюсь, что это тебя обрадует: я еду туда же в эти же дни с официальным визитом. Сообщи мне, ангел мой, в какой гостинице вы остановитесь, и я сразу же свяжусь с тобой...»

Раздался стук в дверь, вошёл адъютант.

— Ваше императорское величество, министр внутренних дел.

— Кто? А-а... Да, да, сейчас...

Александр дописал несколько слов, вложил письмо в конверт и сказал, меняя улыбчивое выражение лица на строго официальное:

— Проси.

Вошёл министр.

— Доброе утро, Ваше императорское величество.

— Здравствуй, граф, здравствуй. Что у тебя нынче?

— В общих чертах или...

— Или, или... В общих чертах ты уже меня совершенно запугал. Хорошо, я не из пугливых. Так что?

— Сегодня департамент почт и телеграфа обнаружил письмо, которое может заинтересовать Ваше величество.

— Чьё?

— Графа Орлова. Если Вашему величеству будет угодно ознакомиться с отрывком...

— Опять отрывок? Ты меня уже подвёл на днях с отрывком. Оказалось, не он так думает, а он пересказывает, что думает публика в Москве. А ты это опустил, и получилось — он сам. Хорошо, всё разъяснилось, а не то по твоей милости был бы оклеветан порядочный человек.

— Но Ваше величество, я ж не виноват, что ваши приближённые такие грамотные, что пишут вон на девяти с лишним страницах. Ежели Ваше величество будет каждое целиком читать... Я просто не осмеливаюсь предлагать Вашему величеству тратить своё драгоценное время на людей, того не стоящих.

— Граф, кто чего из моих подданных стоит, решать не тебе, а мне. Твоя забота — доносить о том, что ты считаешь подозрительным. Но не характеризовать порядочных людей по своему разумению. Ладно, так что там Орлов?

Министр положил перед ним лист бумаги. Александр проглядел его и отложил в сторону.

— Хорошо, я ознакомлюсь позже. У тебя всё?

— На сегодня всё, Ваше величество.

— Ладно, ступай тогда.

Министр посмотрел на письмо, лежащее на краю стола, и заискивающе спросил:

— Вашему величеству, не угодно ли будет отослать письмо? Я бы немедленно передал...

— С твоим ведомством? И чтоб ты мне завтра принёс из него выдержку? — насмешливо спросил Александр.

— Ваше величество... Я... — министр замолчал.

— Ступай, граф. Я пошутил. Надеюсь, ты тоже.

Министр вышел. Александр позвонил. Вошёл адъютант.

— Рылеев здесь?

— Здесь, Ваше величество.

— Проси.

Вошёл Рылеев.

— Доброе утро, Ваше величество.

— Здравствуй, Александр Михайлович. У меня к тебе опять просьба. Отправь это письмо той же оказией. Только обеспокойся, чтобы ни этот... — он кивнул в сторону вышедшего министра, — ни Шувалов не пронюхали. А то на днях тут Шувалов что-то вдруг стал стращать меня итальянской почтовой полицией. С чего бы это?

— Но мой человек абсолютно надёжен, Ваше величество.

— Надеюсь. Иначе наша с тобой поездка в Париж ни для кого не будет сюрпризом.

— В Париж? — позволил себе удивиться Рылеев.