Долгорукова

— Технически это трудно осуществить, — продолжал Фроленко. — Два подкопа, две мины, равновременность взрыва. Важней всё-таки царский.

Решено было тщательно изучить маршруты следования и время, а для этого завести информаторов из числа самих железнодорожных служащих. А кому-то просто поступить в путевые сторожа и обосноваться в служебной будке.

— Затея не из лёгких, но кажется мне привлекательной, — резюмировал Михайлов. — Предлагаю тщательно изучить вопрос и избрать тех, кому мы поручим заняться этим делом.

— А что, кстати, Засулич? Надо бы её привлечь, мою тёзку, — поинтересовалась Фигнер.

— Слышал, что ей пришлось спасаться в Швейцарии, несмотря на оправдательный приговор, — ответил Михайлов. — Трепов-то жив остался, она его, к сожалению, легко ранила. Государь был недоволен оправдательным приговором, председательствующий на суде Анатолий Фёдорович Кони попал в немилость, равно и все присяжные...

— Она уже возвратилась — мне об этом сведущий человек сказал, — подала голос Ошанина. — И примкнула к чернопередельцам.

— Жаль, весьма решительная и боевая особа, — сказал Морозов. — Ей бы с нами сойтись.

— Перехватили, черти, — буркнул Тихомиров. — Экая досада. Её имя имеет вес в образованном обществе.

Решено было приступить к практическим действиям нимало не медля. Это означало, что открылась охота на императора. Подвергать ли опасности женщин? Вера Фигнер обиделась, даже оскорбилась: она требовала для себя ведущей роли — охотницы, богини Дианы. Михайлов её осадил:

— Верочка, роли распределяем мы — Распорядительная комиссия. И ты должна подчиняться. Существует такое понятие: партийная дисциплина. Для нашей подпольной организации оно втройне актуально. Мы найдём тебе место в строю.

И нашли. Следовало доставить в Одессу груз: динамит для задуманных покушений на железной дороге.

— Ты только не бойся: динамит сам по себе не взрывается, — утешал её Квятковский. — Его даже можно бить молотком, что, впрочем, на всякий случай не рекомендуется. Для того чтобы его взорвать, нужен запал. В Одессе ты найдёшь Николая Ивановича Кибальчича. Это светлая голова и великий умелец, специалист по подрывной части. Вот он и располагает запалами.

Наметили подорвать полотно в трёх местах: под Одессой, под Александровом и под Москвой — в зависимости от маршрута царского поезда.

Приехав в Одессу, Фигнер занялась поисками явочной квартиры. Вскоре она была снята на Екатерининской улице — вполне надёжная и достаточно просторная, а главное, с чёрным ходом на тот случай, если придётся удирать.

— Супруги Иваницкие, — представилась она хозяину, — вот наши паспорта. Муж очень занят перевозкою товара, он коммерсант.

— А чем он промышляет? — поинтересовался хозяин, тучный грек с мясистым носом и заплывшими глазками, глядевшими, впрочем, остро.

— В основном, скобяным товаром, — не моргнув, ответила Вера, не будучи готовой к такому вопросу. Отчего-то первое, что ей пришло в голову, был именно скобяной товар. «Что ж, пусть будет скобяной, — решила она. — Главное, товар будет поступать в ящиках, содержимое которых недоступно глазу».

— Очень приятно, госпожа Иваницкая. Вы, кажется, молодожёны.

— Угадали.

— Счастливый брак?

— Очень.

Грек зачмокал губами, что, по-видимому, означало удовольствие.

— Ну-с, в добрый час. Переезжайте.

Николай Иванович Кибальчич актёрствовал плохо. Во всяком случае роль любящего мужа ему явно не удавалась. Он был занят своим делом — приготовлением гремучей ртути для запалов. Дело это требовало сугубой осторожности и было сопряжено с постоянным риском. Он занял кухню, где готовил свою стряпню. По счастью, там стоял большой шкаф для утвари, куда он тотчас определил колбы и реторты, запас реагентов и другое хозяйство. Динамит покоился в больших сундуках.

Было множество самых разнообразных прожектов, как подорвать полотно, по большей части неудобоисполнимых. Сошлись на том, что надобно получить должность путевого сторожа и поселиться в будке. Путевые сторожа обыкновенно жили там и вели своё хозяйство, порою обзаведясь не только детьми, но и скотиной, уж во всяком случае курами.

Предстояло исхлопотать такую должность для своих людей. И Вера после долгих поисков хода к влиятельным чиновникам в правлении Юго-Западной железной дороги решила напрямик обратиться к самому управляющему. Им был тогда барон Унгерн фон Штернберг, бывший в некоторой опале из-за катастрофы поезда с новобранцами, случившейся по причине разгильдяйства путевого мастера, когда погибли сотни юных солдат. Барон, естественно, был ни при чём, но в большом удручении. После некоторой проволочки он принял прелестную просительницу, тотчас заговорившую по-французски с отменным парижским выговором.

— Приношу вам свои соболезнования, барон. Я понимаю, как вам сейчас тяжело.

— Благодарю вас, госпожа...

— Иваницкая, Надежда Петровна Иваницкая, дочь действительного статского советника Петра Иваницкого.

— Чем могу служить? — осклабился барон.

— Вы бы чрезвычайно обязали меня, если бы предоставили место путевого сторожа моему дворнику. Видите ли, его жена больна туберкулёзом и, как понимаете, нуждается в благорастворённом воздухе. Он говорит, что заведёт там козу и будет отпаивать её целебным молоком. У меня же это совершенно невозможно.

— Мадам...

— Мадмуазель, — поправила его Вера...

— О, простите, мадмуазель Иваницкая, очаровательная Надежды Петровна, я, увы, не располагаю такой возможностью...

— Но я так надеялась на ваше благорасположение, барон. Мне говорили, что вы такой чуткий, такой благожелательный, — и она притворно вздохнула и, достав из ридикюля платочек, поднесла его к глазам.

— Вы меня не поняли, мадмуазель Надежда. О, Надежда... в мрачном подземелье разбудит бодрость и веселье, так, кажется, у Пушкина? Дело в том, что я не располагаю сведениями о наличии свободных мест — это в компетенции моих служащих. Но я дам вам записку к начальнику дистанции с просьбой устроить вашего дворника.

— Разве это будет всего лишь просьба?

— Моя просьба есть приказание...

— О, дорогой барон, я знала, что так будет. Вы столь обходительны и столь любезны, что я не нахожу слов для благодарности.

— О, мадмуазель Надежда, я рад был услужить столь очаровательной особе, — проговорил барон, выходя из-за стола и провожая Веру до двери. — Позвольте вашу ручку, — и, склонив голову с венчиком волос, обрамлявших розовую лысину, он приложился губами к запястью. — И позвольте надеяться на продолжение знакомства. Отныне вы моя Надежда.

— Разумеется, барон, надейтесь, — и торопливо поклонившись, Вера выскользнула из кабинета.

Теперь надлежало обворожить начальника дистанции. При наличии записки управляющего это представлялось не столь сложным. Однако для верности Вера облачилась в свой лучший туалет. Тем паче, что чиновник, к которому её адресовали, мог не знать французского, действовавшего безотказно на начальствующих особ.

Она не ошиблась в своих расчётах. Записка и платье барыньки из высшего света подействовали безотказно.