Долина лошадей

Но она совсем не похожа на пугливую юную девушку. Да, она просто самая красивая из женщин, которых тебе доводилось встречать. Она прекрасна, она так много знает и умеет и держится так уверенно, что ты испугался. Испугался, как бы она тебя не отвергла. Тебя, неповторимого Джондалара! Мужчину, которого все женщины считают неотразимым. А теперь, можешь быть уверен, ты ей больше не нужен!

Но тебе просто показалось, будто она уверена в себе. Она и не подозревает о своей красоте. Она считает себя слишком высокой и уродливой. И как только кому-то могло прийти в голову, будто она уродлива?

Но она выросла среди плоскоголовых, не забывай об этом. Кто бы мог подумать, что они способны заметить различия между собой и людьми? А впрочем, кто бы мог подумать, что они возьмут к себе маленькую девочку чуждого им племени? Разве мы поступили бы так же, наткнувшись на малышку племени плоскоголовых? Интересно, сколько ей тогда было лет? Видимо, совсем немного – шрамы на бедре очень давнишние. Какого страху ей довелось натерпеться – она потеряла родителей, осталась одна, а потом на нее напал пещерный лев.

А плоскоголовые ее вылечили! Что могут плоскоголовые понимать в целительстве? Но именно у них она научилась лечить людей и стала искусной целительницей. Настолько искусной, что ты принял ее за одну из Тех, Кто Служит Великой Матери. Тебе следовало бы стать сказителем, а не мастером по изготовлению орудий! Ты просто постоянно закрывал глаза на правду. Но теперь тебе все известно, и что это меняет? Разве твоя рана зажила хуже, чем могла, из-за того, что она узнала секреты целительства от плоскоголовых? Или она стала менее красивой из-за того, что родила на свет непонятную тварь? И что позволяет тебе считать ее сына недочеловеком?

Она осталась такой же желанной для тебя, Джондалар, как и прежде. Но думать об этом поздно. Она не сможет больше доверять тебе, ничто этого не изменит».

Ему стало бесконечно стыдно. Руки его сжались в кулаки, и он замолотил ими по шкурам.

«Дурак! Ты безнадежный дурак! Ты сам все испортил! Уж лучше тебе убраться отсюда.

Нет, это невозможно, тебе не удастся взять и уйти, Джондалар. У тебя нет ни одежды, ни оружия, ни еды, а без этого ты не сможешь продолжить Путешествие.

Ну и где ты собираешься все это взять? Разумеется, у Эйлы, ведь все, что ты видишь вокруг, принадлежит ей. Тебе придется попросить ее поделиться с тобой хотя бы запасами кремня. С помощью орудий ты сможешь сделать копья, а потом отправиться на охоту, чтобы обзавестись мясом и шкурами, из которых ты соорудишь себе одежду, спальный и заплечный мешки. На подготовку уйдет немало времени, и ты доберешься до родных мест не раньше чем через год. И тебе будет очень одиноко без Тонолана».

Джондалар зарылся еще глубже в меховые шкуры. «И почему только Тонолан погиб? Уж лучше бы лев убил меня самого. – В уголках его глаз выступили слезы. – Тонолан ни за что не стал бы так глупо себя вести. Братишка, как жаль, что я не знаю, где находится тот каньон. Мне бы очень хотелось, чтобы Зеландонии помог тебе совершить переход из этого мира в мир иной. Мне больно думать о том, что твои кости, разбросанные хищниками, валяются неизвестно где».

Он услышал, как стучат копыта лошади, поднимающейся по каменистой тропке, и решил, что Эйла вернулась. Но в пещеру вошел жеребенок. Джондалар поднялся с постели, вышел на уступ возле пещеры и окинул взглядом долину, но нигде не заметил Эйлы.

– Что случилось, малыш? Они не взяли тебя с собой? Это я во всем виноват, но подожди, они вернутся… хотя бы ради тебя. К тому же Эйла тут живет… одна. Интересно, сколько времени она провела здесь? В одиночестве. Уж не знаю, смог ли бы я выдержать такое.

Джондалар, ты сидишь тут и горюешь из-за собственной глупости, а сколько ей пришлось всего вынести? Но она не плачет. Какая замечательная женщина. Красивая. Величественная. А ты упустил ее, Джондалар, ты жалкий дурак! О Дони! Как бы мне хотелось все исправить».

Джондалар ошибся: Эйла плакала, плакала горше, чем когда-либо в жизни. И это не означало, что стойкость ей изменила, просто, когда плачешь, легче пережить горе. Она все гнала и гнала Уинни вперед до тех пор, пока долина не осталась далеко позади, а затем остановилась у излучины реки, являвшейся притоком той, что стремила свои воды рядом с пещерой. Земли, расположенные в том месте, где река изгибалась петлей, были заливными, и благодаря слою наносного плодородного ила растительность здесь отличалась особой пышностью. В этих местах Эйла часто охотилась на тетеревов и куропаток, а также на самых разных животных, от сурков до гигантских оленей, которые стекались сюда, стремясь полакомиться сочной зеленью.

Она соскользнула со спины Уинни на землю, попила воды и смыла с лица грязь и следы слез. Случившееся казалось ей дурным сном. Многое успело произойти за этот день, и она то огорчалась, то радовалась, течение событий поворачивалось то так, то этак, а эмоции приобретали все больший накал. Она решила, что не сможет вынести новых неожиданностей, ни приятных, ни досадных.

С утра все складывалось удачно. Джондалар настоял на том, чтобы помочь ей в сборе зерна, и она удивилась тому, как быстро он научился это делать. Эйла была уверена, что прежде ему не доводилось этим заниматься, но он сразу же усвоил все ее наставления. Но она обрадовалась не только тому, что благодаря его помощи работа пошла быстрее, но и возможности делать это не в одиночку.

Они могли разговаривать, могли молчать, но он находился рядом, и Эйла еще раз ощутила, как сильно истосковалась по людям.

Потом между ними разгорелся небольшой спор. В этом не было ничего страшного. Ей хотелось насобирать еще зерна, а Джондалар настаивал на том, чтобы закончить работу, поскольку вода в бурдюке иссякла. Но затем она принесла еще воды, сходив к реке, а когда выяснилось, что Джондалару хотелось бы прокатиться верхом на Уинни, она подумала, что это поможет ей удержать его при себе. Джондалар хорошо относился к жеребенку, и, если ему понравится ездить верхом, возможно, он останется в долине до тех пор, пока жеребенок не подрастет. Когда она предложила ему попробовать, он согласился с большой охотой.

После этого настроение у них резко поднялось, и они долго дружно заливались хохотом. Она не смеялась так с тех самых пор, как Вэбхья покинул ее. У Джондалара замечательный смех. Когда слушаешь его, на душе становится теплее.

«Потом он прикоснулся ко мне, – подумала Эйла. – Ни один из мужчин Клана не прикасался так к женщине, по крайней мере находясь за пределами своего очага. Хотя кто знает, что происходит между ними ночью, когда они лежат рядом, укрывшись шкурами. Возможно, они ведут себя так же, как Джондалар. Интересно, люди из племени Других часто прикасаются вот так друг к другу, не прячась у своего очага? Мне было так приятно, когда он притронулся ко мне. Почему же он убежал?»

Когда он сам утолил желание, Эйле захотелось умереть, ей было горько сознавать, что она самая уродливая женщина на свете. Но по возвращении в пещеру Джондалар сказал, что считает ее желанной. Просто он думал, что кажется ей непривлекательным. Тогда она чуть не расплакалась от счастья. Он так смотрел на нее, что она начала ощущать прилив тепла во всем теле, и у нее возникло щемящее, восхитительное чувство. Он ужасно рассердился, когда она рассказала ему про Бруда, и тогда она совсем было поверила, что нравится ему, и подумала: может быть, в следующий раз, когда у него появится желание…