Долина папоротников

Невероятно!

Она снова вернулась к секретеру и продолжила чтение: «Родерик жаловался на слугу: тот изводил его кашлем — а он достаточно брезглив. Предложила мальчишке настойку из листьев подорожника (слышала, это лучшее средство), и ему помогло. В знак благодарности он преподнес мне букетик полевых цветов, не более того. Родерик же устроил скандал: велел перестать якшаться со слугами, а после и вовсе швырнул подарок в окно. Бедные цветочки!»

Родерик — ее брат-близнец, вспомнила Лиззи. Тот самый, пропавший вместе с отцом во время облавы на волков! Похоже, характер у него был еще тот…

Лиззи перевернула страницу.

Подробный рисунок красного анемона содержал следующую запись: «Родерик совершенно невыносим. Не пойму, что с ним происходит… Сегодня ночью страшно перепугалась: едва начала засыпать, когда щелкнул дверной замок, кто-то вошел в мою спальню и долго стоял у двери. Наблюдал, словно преданный страж… Хотела уже возмутиться, выяснить, что это за странные шутки, и тут разгадала фигуру брата. «Родерик? — позвала его, — что ты там делаешь?» Он, показалось, хотел убежать, однако вдруг передумал. Приблизился, сел ко мне на постель… Глаза у него были престранные. Как если бы он отравился листьями белладонны… «Что ты там делал? — спросила его. — Я испугалась». Он взял меня за руку. Вдруг уткнулся в нее головою… «Плохо мне, — произнес совершенно чужим, незнакомым мне голосом. — Где-то болит…» «Где же? — откликнулась я. — Только скажи, с радостью помогу». Он снова посмотрел на меня, и взгляд его вдруг ожесточился. «От тебя только тошно!» — воскликнул в сердцах и отбросил прочь мою руку… И ушел. С утра не глядит в мою сторону, словно я провинилась в чем перед ним. И вообще ходит мрачный… Не знаю, что и думать».

Лиззи тоже терялась в догадках, рассказ незнакомой ей девушки увлек ее невероятно. Она словно видела ее в стенах этого замка… Сидящей вот здесь, на этом самом месте и пишущей эти строки.

Что же будет дальше?

«Расцвели гиацинты. Джон, наш садовник, питает к ним особенную страсть. Я помогала ему рассаживать луковицы, и вот результат: мы долго сидели и любовались цветущей клумбой. Просто молчали… Давали цветам говорить в тишине. Джон уверяет цветы это умеют: говорить. Надо только услышать… Хочу хоть однажды услышать их голоса».

Двумя днями позже, судя по датам:

«Мама просила на Родерика не сердиться: мол, все успокоится, и он станет прежним. Я только не понимаю причин его поведения. Она говорит, дело в новых обязанностях (отец привлекает его к управлению замком и фермерскими угодьями), вот только мне отчего-то в это не верится… Он словно зол на весь мир и на меня в первую очередь.

Сегодня сбежала собирать одуванчики в полях. Наша кухарка готовит вкуснейшее варенье из одуванчиков… И не заметила, как время пролетело. Надеялась услышать хоть один шепоток, голосок маргаритки или пролеска, однако не повезло. Должно быть, я не умею слушать… Хотя и очень стараюсь, даже уснула там же, среди одуванчиков. И проснулась от гневного голоса: «В замке ее обыскались, родители с ног сбились, а эта дикарка, вы поглядите, спит прямо на голой земле. Поднимайся и марш домой! Что, если бы тебя в таком виде застали?! — Родерик обвел меня осуждающим взглядом. — Это совершенно неприемлемо». «Неприемлемо то, как ты говоришь со мной, братец, — огрызнулась на него я. — И ведешь себя тоже». Хотела уйти, да он ухватил меня за руку… Больно до слез. От обиды скорее, нежели от физической боли. Что с ним могло приключиться? Где же мой брат, преданный друг и верный товарищ? Я перестала его узнавать. «Что приключилась? — спросила его. — Чем я тебе насолила? Отчуждение рвет мне сердце. Поговори со мной… Умоляю!» Родерик выпустил мою руку… Снова насупился. Я обхватила его щеки руками, заставила поглядеть на себя… «Что с тобой происходит?» «Хочешь действительно знать? — дернул он головой высвобождаясь. — Хочешь понять меня, Кэтрин?» И вдруг ухватил меня за волосы, потянул их назад, прошипел в самое ухо… «Я, может, и сам того не понимаю, но тебе оно точно не понравится».

Мне стало страшно. По-настоящему жутко… Что-то в его темно-карих глазах с расширенными зрачками убедило меня, что он вовсе не шутит. Да и за волосы меня никто никогда не хватал… Особенно брат. Опекающий и заботливый вплоть до последнего времени…

Не знаю, что будет дальше, только маме об этом я не скажу».

Лиззи задумалась на мгновение: что же могло приключиться с молодым человеком? Что на него повлияло? Смогла ли сестра выяснить то досконально… Щенок продолжал сидеть на пороге, слабо поскуливая и как бы призывая ее отозваться. Но Лиззи не могла оторваться от чтения…

«Сегодня у нас с папА состоялась встреча во время прогулки: мы выехали чуть свет, туман еще зябко клубился над полями, хотели добраться до Берри и воротиться к первому завтраку. Как раз на повороте на Уиллоу-холл мы и услышали голоса… Еще прежде, чем увидали их обладателей. Мне показалось, отец желал бы уклониться от встречи (у них с мистером Джексоном натянутые отношения), однако мы не успели, и встреча, как бы там ни было, состоялась. И к счастью… Мистер Джексон был не один: с другом из Лондона. Приятным молодым человеком, который мне сразу понравился. Папе, мне думается, тоже: они с ним затронули тему охоты и долго о ней говорили, пока мистеру Джексону это не надоело. Сам он охотой не увлекается… Все больше игрою в покер, как я слышала то от папА, не напрямую, конечно, подслушала в разговоре с мамой. И вот, распрощавшись, отец пригласил нового знакомца на чай… В этот четверг. Через два дня! Уже через два дня я снова увижу мистера Хэмптона».

Стоп, Лиззи замерла, глядя на буквы знакомого имени, глядя и словно не видя… Сердце странно притихло. Замерло даже… Сжалось, словно в испуге.

«… Уже через два дня я снова увижу… мистера Хэмптона» перечитала она.

Мало ли Хэмптонов в этом мире?

И все же… что-то тревожно екало в глубине. Где-то под самым сердцем… Или прямо внутри.

Лиззи перевернула страницу.

«Шалфей и крапива. Использую для волос и очень довольна!»

«Не пропустить лесную герань…»

«Мама велела испечь кейки с изюмом. Скорее бы наступило завтра!»

И вот, наконец-то, искомое: «Я ждала у окна, прячась за занавеской. Дом пропах выпечкой, словно на Рождество… Папа ходил счастливым, улыбалась и мама. Кажется, новый знакомец заведомо ей симпатичен, с папиных слов, само разумеется. Я и сама полна нетерпения… А вот Роланд мрачнее тучи. Но я научилась с этим мириться… Хочется дуться, неволить не стану!

«Рад снова вас видеть!» Хэмптон явился один, преподнес маме фиалки. Сказал, что нашел их в лесу и просто не удержался… Я осмелела настолько, что тоже решилась выйти. Он и мне подарил букетик… Самый приятный подарок из всех на моем веку! А как же он улыбался… Как глядел на меня. Боязно и мечтать, но, кажется, я ему нравлюсь…

Как и он мне… чуть-чуть. Или намного больше… Голова просто кругом! Едва ли могу все это вместить. Все улыбки, слова так и крутятся хороводом… «Вы, верно, любите море? Или, подобно многим, живущим подле него, не замечаете ни красоты, ни величия этой морской стихии? Я же буквально околдован». И как же он поглядел… Так, словно не море околдовало его: я сама. Пусть мы и виделись только дважды! Но скоро увидимся вновь. Он говорит, что любит гулять по утрам… любит песок и морские дюны… Завтра же встану пораньше, чтобы спуститься в Горелую бухту до завтрака. Было бы чудом встретиться с ним наедине!»

Лиззи почувствовала озноб, дурноту, жар — разом, одновременно.

Сердце более не молчало: билось раненой птицей.

Разрывало грудную клетку…

«Он был там, сидел на камнях и глядел на воду. Я так оробела, что думала молча уйти: развернуться и убежать. Дорожка вела прямо к замку… Спасение было рядом. Но простила бы я себе подобное малодушие? Смогла бы спокойно дождаться возможной встречи? Более правильной, но менее интересной… «Мисс Бродерик». «Мистер Хэмптон». Так глупо было бояться! Так глупо хотеть убежать. Теперь, вспоминая, кажусь себе глупой, нелепой девчонкой… Элайджа не тот, что другие…»

Лиззи выпустила тетрадь, и та с громким стуком шлепнулась на пол.

36 глава.

«Элайджа не тот, что другие молодые люди: он мыслит и понимает намного больше положенного по возрасту. Лишь только за это одно я готова проникнуться к нему больше… Хотеть продолжать наши встречи, пусть это и кажется недозволенным. Даже порочным. Но только не для меня! Наше знакомство — самое светлое и дорогое, что могло со мною случиться…»

Лиззи долго просидела не двигаясь, может, и не дыша, в голове было пусто и гулко.