Долина раздора

Он ввалился в больничную палату. Перед глазами все плыло, краски блекли, в ушах звучали и тут же исчезали хриплые вопли. Голова раскалывалась, в виски и затылок будто забивали гвозди. Дрожащими руками он захлопнул стальную дверь с небольшим окошком и обессилено привалился к холодному металлу.

«Я… не могу… так… больше…» - чужой шепот в голове становился все громче, заглушая собой мысли. Он уже не знал, где и кто он. Образы, звуки и видения мелькали в воображении или наяву, окружая его безумной чехардой.

– Что вы здесь делаете?
– размеренный голос ворвался в гремящую и рассыпающуюся вселенную.

В палате он был не один. Возле решетки окна во фланелевой пижаме стоял высокий статный мужчина. Седина изрядно подпортила темную шевелюру, но брови и короткая бородка сияли первозданной аристократической чернотой. Этот человек был прямо олицетворением хладнокровия и спокойствия в окружающем хаосе помутненного рассудка.

– Кто вы и что здесь делаете?
– повторил он.

– Я… это не настоящее, - все двоилось, и Александр ухватился за спинку койки, чтобы не упасть.
– Я не должен быть здесь.

– Как и я, - с легкой усмешкой произнес незнакомец.
– Тем не менее, мы здесь и сейчас.

– Меня преследуют, - в голове немного прояснилось, но в памяти всплывали лишь отдельные кадры. Он вспомнил, что был в разрушенном доме. Мысли о прошлом причинили боль, и Александр сжал виски пальцами, словно мог сдавить и усмирить пытку.
– Они все не те, кто есть на самом деле.

– Ну, надо же, - удивился его собеседник, отходя от окна и медленно приближаясь к нему, - кто-то сохранил остатки разума… Они убили моего сына. А потом и всех остальных. Я сказал им «нет», отказался из гордости и обрек тем самым всех на смерть.

– Они… - Александр махнул рукой за дверь, - это те, кто там?

– Нет. Другие. Я не могу никому сказать. Но ты можешь. Хотя, - незнакомец приблизился и заглянул в его сощуренные от боли глаза.
– Ты не сможешь мне помочь. Ты не можешь помочь даже самому себе.

– Я помогу, - Александр сжал кулаки, вкладывая в свои слова всю оставшуюся уверенность.
– Я помогу. Даю слово!

– Ну что ж, запомни: они убили моего сына!
– сильные пальцы схватили его за подбородок.
– Отомсти им.

Толчок, и он начал падать на спину. Он падал и падал, сквозь пол, сквозь перекрытия, сквозь реальность. Очертания больничной палаты над ним подернулись туманом. Но голос продолжал звучать:

– Я их уведу ненадолго. Это все, что я теперь могу сделать. Иди вниз и закончи дело. А затем исполни свое слово!

Вселенная треснула, по мирозданию побежали трещины, за которыми была лишь тьма. А затем все осколки повернулись остриями к нему и вонзились в голову.

Александр лежал на спине.

Просевший вниз потолок с отсыревшей штукатуркой. Деревянная дверца, повисшая на одной петле, а за ней - темный коридор. Возле руки горела упавшая и чудом не разбившаяся лампа, освещая грязную комнатушку.

Он смог подняться и выйти в коридор. Затем добрел до винтовой лестницы. Стальные ступеньки уходили вниз, в темноту, но он уже не страшился мрака. Яркий свет лампы заставил тени забиться в дальние углы, и Александр начал спускаться. Каждый шаг отдавался гулом по пустому дому, но те, кто желал ему зла и так о нем знали.

Он спустился в подвал. Ботинки чавкнули по грязной луже. Макушка почти касалась низкого потолка. Узкий проход вел вперед, где обрывался пещерой большой комнаты.

Вода и пламя не добрались сюда и не тронули лежащий труп. Лампа осветила истлевшие останки в обрывках светлой ткани и редкие волосы, что еще оплетали череп и кости. Сохранившаяся кожа казалась черной от смертельных ожогов.

«Она сумела выбраться из горящего здания и спуститься в подвал. Но не было здесь ни спасения, ни облегчения от ужасной боли».

Незаслуженные муки без конца, неосуществимая жажда мести и неконтролируемая магия за долгие десятилетия помутили рассудок застрявшего в этом мире сознания. Заставили желать мучительной смерти для любого живого существа. Наполнили силой извращать умы и подчинять тела.

Эта агония длиной в десятилетия сегодня закончится.

– Я подарю тебе долгожданный покой, - прошептал он над черепом погибшей.

Керосин из лампы полился на останки.

Стены подвала расплылись и оделись в белый пластик. Из грязного пола поднялась закрытая стальная дверь кабинета. Гарь и пепел соткались в письменный стол с канцелярскими приборами, в шкафы с книгами, превратились в растения в кадках на подоконнике окна. Бордовым ковром поднялся пол.

Он лил бензин из канистры на дрожащую женщину в больничном халате. Он видел ее прежде. Врач, которая ставила ему диагноз.

– Пожалуйста, остановись, - прошептала она, закрыв руками лицо.
– Что ты творишь…ты не отдаешь себе отчета…

– О, нет. Сейчас я уверен в себе больше чем когда-либо, - от разламывающей голову боли у него уже начал дергаться один глаз.
– Это просто, когда примешь решение.

– Ты опять сорвался! Мы можем тебе помочь, только не делай того, что ты задумал! Иначе ты уже никогда не выйдешь отсюда!

Дверная ручка дернулась, затем в дверь забарабанили, послышались крики. Женщина привстала, но он ударил ее в скулу, и она повалилась на пол.

Горючая жидкость обильно лилась на ковер.

– Очнись уже! Ты же не такой!
– больше она не пыталась встать.
– Ты не сделаешь этого! Остановись и ты скоро вернешься домой, к родным и друзьям. К нормальной жизни. В настоящий мир!

Он остановился и всмотрелся в карие глаза за стеклами очков. Но он знал, что на самом деле они горят адскими углями:

– Один раз я уже принял решение, в каком мире быть. Но, как оказалось, этого недостаточно. Один и тот же выбор зачастую нужно сделать дважды.

– Безумец! Ты поплатишься!

Подвесной потолок вспыхнул, дверь рухнула вниз, распадаясь на лету ржавчиной. Женщина скорчилась на полу, ее лицо обуглилось, расползаясь черными лохмотьями, белоснежный халат превратился в обрывки грязной ткани на истлевших останках.

Он стоял над трупом, держа в руках горящую лампу. Пол вокруг был весь залит керосином. Мир крутил безумную карусель. Он уже не понимал, в больнице ли он или в подвале жуткого особняка. Он стоял посреди лужи горючего и держался за переключатель на лампе.