Долина смерти
Шрифт:
Я хмурюсь.
— Что ты имеешь в виду?
— Просто у Дженсена хорошая интуиция. Он сразу видит, кто есть кто, — Элай откидывается на спинку стула и изучает меня. — Если он держит тебя на расстоянии, значит, на то есть причина.
Невольно напрягаюсь.
— Ты думаешь, я что-то скрываю?
— Нет. Но он думает, что ты в отчаянии. А от отчаявшихся людей всего можно ожидать.
— А разве ты не был бы в отчаянии, если бы твоя сестра пропала, и никто не стал ее искать?
Он улыбается мне.
— Возможно, да. Но это не значит, что я не был бы опасен.
Я удивленно смотрю
— Ты считаешь, что я опасна?
Он встает и начинает убирать со стола.
— Я сейчас все уберу. А тебе лучше отдохнуть, мисс Уэллс.
Я хочу возразить, потребовать объяснений. Но что-то в его взгляде останавливает меня. Что-то печальное, понимающее и немного испуганное.
Поэтому я просто киваю, благодарю его за уборку и ухожу в свой домик. В голове у меня крутится тысяча вопросов.
Ветер усиливается, и небо затягивают тучи. В сумерках появляются первые звезды, но они не приносят утешения. Слишком много тайн висит в воздухе, и чужих, и моих собственных.
В домике я запираю дверь и наливаю себе виски, который купила в Тахо. Алкоголь обжигает горло, но холода в костях не унимает.
Мне нужно позвонить Диане. Рассказать ей, где я на самом деле, на случай, если все пойдет не так. Но что-то останавливает меня. То же самое чувство, которое преследует меня с тех пор, как я оказалась на этом ранчо.
Здесь есть нестыковки. Словно я пытаюсь сложить пазл, не видя общей картины. И в центре всего этого Дженсен, с настороженным взглядом, со шрамами на руках и с секретами, которые он хранит под замком.
Нужно подобраться к нему ближе. Найти щель в его обороне. Потому что ответы, которые я ищу, касаются не только Лейни. Они связаны с этим местом, с этими горами и с этими людьми.
Я себя знаю. Если я вижу пазл, то не успокоюсь, пока не соберу его до конца. Чего бы это ни стоило.
С этой мыслью допиваю виски, надеваю пижаму и залезаю в кровать. За окном ветер воет, как потерявшийся ребенок, и дребезжат стекла. Где-то вдалеке воет то ли волк, то ли койот.
Я зарываюсь глубже в одеяло, пытаясь избавиться от чувства тревоги, которое свинцом лежит у меня на сердце.
Надвигается буря, и это лишь предвестник грядущих событий.
8
—
ДЖЕНСЕН
Захлопывается сетчатая дверь за спиной, звук эхом разносится по горам, словно выстрел. Глубоко вздыхаю, пытаясь унять беспокойство, зудящее под кожей с тех пор, как Обри вошла на мою кухню.
Если быть до конца откровенным, то с тех пор, как она появилась на моём ранчо, принеся с собой одновременно и надежду на искупление, и горькое осознание опустошения.
Направляюсь в дальний загон, под ботинками хрустит сухая земля, а мой взгляд устремлен на деревья, раскачивающиеся под натиском приближающейся грозы. Знакомый лес кажется чужим. Наэлектризован предчувствием, словно вся гора затаила дыхание.
Или это только я так чувствую.
Я знаю, о чем она просит. Знаю, за что платит.
Но она не знает.
Не знают и Коул, Рэд, Хэнк, хотя уверен, они что-то подозревают, раз я настоял на их присутствии. Только Элай владеет правдой о случившемся. Только
он знает, что поставлено на кон.Еще не поздно. Не поздно отказаться. Я не обязан объяснять. Просто откажусь от ее денег и выставлю ее за дверь.
Но я этого не сделаю. Да, подвергну опасности себя, свою команду и ее, потому что слишком отчаянный и упрямый, как черт.
Кто знает, может, в этот раз обойдется.
Может, нам повезет.
Могу лишь надеяться, что мы не найдем следов ее сестры.
Я трясу головой, пытаясь прогнать дурные мысли. Давно никто не проникал мне под кожу так, как эта женщина. Обри с ее внимательными глазами, искренними улыбками и проклятыми вопросами… Ее решимость найти Лейни вызывает восхищение, но в ней есть что-то еще, что я никак не могу понять.
Она слишком умна. Слишком наблюдательна. Слишком близко подобралась к правде о ранчо, да и вообще обо всем. Здешние люди знают, что лучше не задавать вопросов, которые их не касаются. Особенно когда речь идёт о моей семье. Но любопытство Обри становится опасным.
Я думаю о моей матери, которая медленно угасает в своей постели. Горечь от несправедливости подступает к моему горлу, как желчь. Несправедливо, что ее постигла такая участь, после всего, что ей пришлось пережить.
После всего, что мы совершили.
В кустах хрустит ветка, заставляя меня замереть. Но это всего лишь олень, его белый хвост мелькает в лунном свете, когда он убегает в безопасное место, чтобы переждать надвигающуюся непогоду. Я выдыхаю, сжимая пальцы, и сдерживаю порыв схватиться за нож, висящий на поясе.
Нельзя терять бдительность. Парни считают меня параноиком, но они не знают, что я видел. Они не знают, что нас ждет. Я молюсь, чтобы они никогда этого не узнали.
Но у молитв есть свой срок годности.
Заставляю себя двигаться вперед, по утоптанной тропе через лес. Быстро собираются тучи, закрывая луну и звезды, ветер резкий и холодный, как будто летит вниз с горы.
Я так погружен в свои мысли, что почти не замечаю свет в окне дома Обри. Почти.
Останавливаюсь на краю леса, наблюдая. Она движется за тонкими шторами, ее силуэт освещен теплым светом лампы. На мгновение я позволяю себе представить, каково это было бы — быть там с ней. Прогнать холод с ее кожи своими руками, губами. Погрузиться в ее мягкое и теплое тело и забыть обо всем, хоть на время. Не помню, когда я в последний раз хорошо трахался, забывал все свои заботы.
Но забыться — это роскошь, которую я не могу себе позволить. Не тогда, когда за мной по пятам гонятся призраки прошлого, а долги душат мою шею, словно удавка.
В моей голове всплывает лицо Маркуса, самодовольное и злобное. Воспоминание о нашем последнем разговоре оставляет во рту привкус меди, острый и неприятный.
«Ты у меня в долгу, МакГроу», — сказал он, выпуская мне в лицо клубы сигарного дыма, от сигар, которые я ему подарил в знак доброй воли. «А я всегда взимаю свои долги. Тем или иным способом».
Отрываю свой взгляд от окна Обри, испытывая отвращение к самому себе. Я не в том положении, чтобы предложить ей что-либо, кроме новых проблем. Как бы сильно я не хотел секса.