Долина смерти

Мы бредем дальше, в самое сердце этого страшного места. Все становится только хуже. Все эти укрытия, эти вещи — все намекает на какую-то страшную иерархию. Вот и стол, а вокруг — камни, словно для посиделок.

— Что это? Место для собраний? — шепчет Обри, проводя ладонью по истертой поверхности стола.

— Скорее место для кровавых пиршеств, — говорю я, показывая на темные разводы на камне. Слишком ровные.

Обри, брезгливо сморщившись, вытирает руку о штаны.

— Фу, — шипит она. Ее маска профессионала сползает.

— Извини, — бормочу я. И мне жаль не только за эти пятна. Мне жаль Лейни, мне жаль, что мы влезли в это дерьмо, мне жаль себя. — Я должен был рассказать тебе все про Лейни сразу. Может, тогда…

— Это бы ничего не изменило, — перебивает она, стальным голосом. — Я все равно бы сюда пришла. Я все равно бы искала. Просто сдохла бы в одиночку.

Наши глаза встречаются. В тусклом свете мы понимаем друг друга без слов. Что бы ни было между нами — влечение, обман, какие-то обязательства — сейчас мы вместе перед лицом этого кошмара. Мы не должны нести это бремя в одиночку.

Мы не должны умирать в одиночку.

И вдруг — треск. А потом — гул. Кажется, земля дрожит. С потолка сыплется пыль и мелкие камни.

— Что происходит? — спрашивает Обри и инстинктивно прижимается ко мне.

— Обвал, — говорю я, хватая ее за руку и закрывая ее собой. — Нужно бежать. Живо!

Мы бросаемся к выходу, но грохот усиливается. Земля трясется так, что сложно устоять на ногах. Позади нас что-то рушится.

Я толкаю Обри вперед, к узкому проходу.

— Беги! — кричу я. — Я за тобой!

Она бросается вперед, а я бегу следом. И вдруг все рушится. Огромная глыба падает прямо передо мной, перегораживая проход. Удар отбрасывает меня назад, и я оказываюсь в облаке пыли и обломков.

На мгновение я ничего не слышу и не вижу. Но потом слышу голос Обри, пробивающийся сквозь грохот.

— Дженсен! Дженсен, ты в порядке?!

Я с трудом встаю и иду к завалу.

— Я в порядке, — кричу в ответ, прижимаясь к холодным камням. — Просто немного оглушило. Ты цела?

— Да, все хорошо, — отвечает она. Но я слышу, как сильно она напугана. — Но проход завален. Тут не пройти.

Я свечу фонарем, пытаясь оценить масштабы разрушений. Завал огромный — тонны камней перегородили проход. Сдвинуть их невозможно.

— Придется искать обходной путь, — говорю я ей, пытаясь сохранить спокойствие, хотя паника уже подступает к горлу. Мысль об Обри одной по ту сторону, беззащитной перед теми, кто может бродить по этим пещерам, пронзает меня ледяным ужасом. — Оставайся на месте.

— Нет, — отвечает она немедленно, ее тон не терпит возражений. — Это пустая трата времени. Нам нужно двигаться вперед. Должен быть другой путь с твоей стороны.

— Обри, я не брошу тебя…

— Ты не бросаешь меня, — перебивает она. — Мы оба идем к одной цели. Мы найдем друг друга. У меня есть пистолет, дневник и фонарик. Я справлюсь.

Я прислоняюсь лбом к холодному камню. Она права, но мне все равно страшно. Если я вернусь за ней, это займет много времени. А эти существа могут быть где-то рядом.

— Ладно, — говорю я, неохотно соглашаясь. — Но если что-то случится — кричи.

Я переверну весь мир, чтобы найти ее.

Ее шаги стихают, и я остаюсь один в этой пыльной пещере. Делаю глубокий вдох. Страх за Обри, злость на себя, решимость ее найти — все эти чувства переполняют меня. Но сейчас они мне не помогут. Я должен сосредоточиться.

Поворачиваюсь обратно к залу и начинаю искать другой выход. Сначала кажется, что его нет. Потом я замечаю узкую щель в стене. Она настолько узкая, что туда сложно пролезть. Но это — шанс.

Я подхожу к щели и пробую протиснуться. Получается с трудом. Я поворачиваюсь боком, втягиваю живот и начинаю медленно продвигаться вперед. Камни царапают спину и грудь. Проход уходит вниз, пол скользкий.

Мне кажется, что я иду уже целую вечность. Иногда проход становится шире, но чаще всего мне приходится протискиваться. В замкнутом пространстве становится трудно дышать. Я снова чувствую этот странный металлический запах, но теперь он сильнее.

И вдруг оказываюсь в другом зале. Он меньше, чем тот, что мы видели раньше, но все равно достаточно большой. Воздух здесь тяжелый, с приторно-железным запахом, от которого меня тошнит.

Я свечу фонарем и вижу что-то странное у дальней стены. Подхожу ближе и замираю от ужаса: это кости. Тысячи костей. Человеческих костей. Они свалены в огромную кучу. Черепа, ребра, позвонки — все перемешано. Жуткий памятник смерти.

— Боже, — шепчу я, отступая назад.

Среди костей разбросаны вещи: старая одежда, кошельки, детские игрушки. Все это — свидетельства того, что здесь погибли люди. Они стали жертвами этих тварей. Десятки лет. Или даже столетия.

Это — место, где они пируют.

А здесь — остатки их трапезы.

С трудом заставляю себя посмотреть. Ищу хоть что-нибудь, связанное с Лейни. Хоть какое-то подтверждение, что она умерла здесь, а не превратилась в это чудовище. Почему-то думаю, что смерть была бы для нее лучше.

Но, увы, ничего не нахожу. Никаких зацепок.

Стараясь отогнать от себя страшные мысли, я отступаю от кучи костей. Передо мной — три прохода. Куда идти? Каким путем я смогу найти Обри? И что ждет меня впереди?

Пока стою в нерешительности, из левого прохода доносится звук. Настолько тихий, что я едва его слышу. Затаив дыхание, я пытаюсь расслышать его.

И вот, снова.

Голос.

Женский голос, поющий тихую, мелодичную колыбельную.

Слов не разобрать, но мелодия кажется мне до боли знакомой.

Где-то я ее уже слышал.

32

—

ОБРИ

Тьма обступает меня, словно живая. Тяжелая, гнетущая, она словно липнет к коже. Луч моего фонарика тускнеет с каждым шагом — батарейки садятся, оставляя меня в крошечном пузыре света, пока я пробираюсь по этому бесконечному проходу.

В голове — хаос из страха и отчаянной решимости. Каждый шаг отдаляет меня от Дженсена, все глубже погружает в неизвестность. Каменная стена кажется непреодолимой преградой, целым континентом. Никогда еще я не чувствовала себя такой одинокой, такой оторванной от всего, что знаю и люблю.

— Соберись, тряпка, — бормочу себе под нос, и мой голос — слабое эхо в этой давящей тишине. — Двигайся дальше. Ищи выход.

Проход извивается и сужается, вынуждая меня протискиваться боком, царапая куртку о грубые камни. Скрежет отзывается неприятным эхом в тесноте. Стараюсь не думать о давящей толще горы, о тоннах камня, готовых обрушиться в любой момент, как это случилось тогда, отрезав меня от Дженсена.